– Совет хорош, ваше благородие, – сказал подхорунжий. – Лесник дело говорит.
– Ну, что ж, прокатимся в телеге.
Подкрепившись, все вышли наружу. Черкасов бросил в телегу рябчиков, попросил меня разрубить кабана и пошел в конюшню. Пока он, держась за спину, запрягал в нее пегую лошадь, я с помощью острого топора быстро справился с заданием. Большую часть кабаньей туши с головой погрузил в телегу, остаток спустил в погреб, там же, за кадушкой с квашеной капустой, я оставил и наган. Не дай Бог казачки в селе обыщут! Объясняйся потом, где взял, зачем, то да се.
Подъесаул прикрепил к задку поводья вороного, а сам c ружьем забрался в телегу и снял с поврежденной ноги сапог. Подхорунжий похлопал по шее своего красавца и, прыгнув в седло, затянул:
Горизонт зажгла солнца полоса,
Расплескалась ночь, на траве роса.
Над восходом дня ястреб в облаках,
Вел казак коня, конь тот в яблоках
Вел казак коня, друга своего,
Тот не раз в бою выручал его.
Грудь казацкая в четырех крестах
Дружба братская в тысяче верстах
Устроившись удобней на охапке соломы, Благородов кивнул леснику и сделал отмашку рукой. Я встряхнул вожжами, и телега, оставив кордон, покатила по лесной дороге. Благородов раскурил трубку, стал что-то записывать в тетрадь. Самохвалов то балагурил, то напевал казачьи песни, то курил свои самокрутки.
Вскоре мы оказались в открытой степи, перемежавшейся березовыми и тополевыми рощицами.
По дороге к селу, где обретался штаб корпуса, нам встретилось несколько казачьих разъездов. По обочинам лежали трупы красноармейцев, по-видимому, из разведбатальона. До них никому не было никакого дела.
– Убирать их, похоже, никто не собирается, – заметил я.
– Пусть лежат, – отозвался Благородов, выпустив клуб дыма. – В назидание всем, кто сочувствует большевичкам!
Мы подъехали к нескончаемо длинной цепи обоза, состоявшего из возов, наполненных рулонами материи, бакалеей, церковным золотом и серебром. Стоял неумолчный гвалт: быки мычали, подводчики окорачивали их кнутами, шумели беженцы, кричали маленькие дети, туда-сюда сновали охранники из пеших казаков.
Наконец вдали проступила колокольня высокой церкви. Показалось и само село, тянувшееся по левому берегу небольшой речушки.
– Подъезжай вон к тому дому. – Подъесаул указал на жилище с тесовой крышей и деревянным крыльцом, когда телега въехала на главную улицу Телелюя. – В соседнем доме с железной кровлей располагается штаб корпуса.
Не успел я остановить лошадь, как к телеге потянулись со всех сторон казаки. Двое из них, увидев раненную ногу Благородова, помогли ему выбраться из телеги.
– Вот это страшилище и вспороло ее, – ткнул он ружейным стволом голову секача с внушительными нижними клыками и мощным загривком. – Урядники Вражцев и Кукин, – обратился он к плечистым казакам, – снесите-ка к повару кабанью тушу и рябчиков!
Я повернулся на козлах, чтобы помочь урядникам, и едва не вздрогнул. Толстая тетрадь, в которую Благородов вносил записи, лежала на охапке соломы, привалившись к борту телеги! Видно, подъесаул отложил ее без внимания, а потом запамятовал сунуть в нагрудный карман. Незаметным движением ноги я прикрыл тетрадь старым мешком с каким-то тряпьем.
– Ну, и зверюга! – воскликнул один из офицеров, взирая на тушу. – Настоящий вепрь!
– Ничего не скажешь, добыча!
– А где ж задок потеряли?
– У лесника в погребе, – пробасил Самохвалов, похлопав меня по плечу. – Не поздоровилось бы нам, если б не…
В начале улицы затарахтел легковой автомобиль и, поднимая пыль, плавно подкатил к штабу. Собравшиеся вокруг телеги казаки поправили фуражки, подтянули ремни, одернули мундиры. По всему видно было, что прибыло начальство корпуса.
Высокий широкоплечий генерал, облаченный в длинную синюю шинель и брюки с широкими лампасами, спрыгнул с подножки и подошел к Благородову. У него были тонкие черты лица, брови вразлет, короткие волосы, огромные усы. Мне стало ясно, что это сам генерал Мамантов, командир 4-го кавалерийского корпуса Донской армии, возглавлявший знаменитый рейд!
– Как ваша охота, адьютант?
– Кабан ногу задел клыком, ваше превосходительство!
– Бывает, на то он и кабан. Врачу показывались?
– Как раз собираюсь.
– Скорейшего выздоровления!
Подъесаул взял из телеги сапог и захромал в сторону следующего по порядку дома, где, наверное, и остановился военный доктор. В это время к штабу приблизился небольшой отряд конных казаков с группой пленников. Они были в лохмотьях, с синяками на лицах и кровоподтеками. Их сопровождали вездесущие сельские мальчишки с бабами. Суровый чубатый подхорунжий, вооруженный шашкой и карабином, спрыгнул с лошади и лихо отдал честь генералу.
Читать дальше