Сергей Юров - Брать живьем! 1919-й. 2

Ночной лес жил своей жизнью, из чащобы доносились разные звуки. Вот ухнула сова, пропела короткую трель какая-то пичуга, шурша в траве, пискнула мышь. От внезапного порыва ветра зашелестела листва, закачались и заскрипели прямые высоченные стволы, посыпались вниз, ударяясь о суки и ветки, сосновые шишки.

Наконец справа от лесной дороги проглянуло огороженное горбылем пространство дальнего кордона. Приехали. Лесник выпряг лошадь, и, заведя ее в конюшню, запер на замок. Взяв из телеги суму, открыл дверь хижины и провел меня внутрь. Помещение мало чем отличалось от того, в котором хозяйничал Терентий. Те же бревенчатые стены с небольшими окнами, дощатый стол, табуретки, лавки и огромная русская печь.

Черкасов, сняв верхнюю одежду, быстро организовал горячий чай, поставил тарелку с сухарями. Мы посидели за столом, поговорили о том, о сем и легли спать. Устин Макарыч на железной кровати, я – на застеленной им широкой лавке. Сон одолел меня сразу, едва моя голова коснулась подушки.

Встали мы на рассвете. Когда я ополоснул лицо из рукомойника и оделся, лесник вручил мне двустволку для охоты на крупного зверя и повел к густому еловому подлеску, росшему в километре от кордона. С его правого плеча свисало видавшее виды ружье на пернатую дичь.

По дороге я подумал о кабане, который чуть не cнес чекиста Архипова.

– Устин Макарыч, тот кабан в смешанном подлеске держится?

– Да, слева от ельника. Как у тебя со стрельбой-то?.. Ежели что, целься кабану в точку между ухом и глазом, там черепная кость тоньше. Либо в сердце, под левую лопатку.

– Буду иметь в виду.

По ходу движения он счел нужным слегка просветить меня в отношении внешнего облика и повадок рябчика.

– Это тот же тетерев, только мелкий. С голубя будет, ну, может, немного больше. Умеет маскироваться, любитель поклевать семена, ягодки там разные, сережки, почки ольхи, березы. Выбрав для себя местечко для укрытия, меняет его неохотно. Зрение у него, надо сказать, не важнецкое, но вот слух – что надо! Потому говорим в полголоса, травой и ветками не шуршим… Птиц будем брать в подлеске «с подхода»… Тс-с!..

Лесник пригнулся, взял ружье наизготовку и зашагал c большей осторожностью. Я тоже стал ставить ноги аккуратно, не куда попало. Вот и ельник. Воздух пронизан запахом смолы и грибов, земля, словно мягким ковром, покрыта опавшей хвоей. Где-то чирикает зарянка, перекликаются клесты, тонко запела синица. В гостях у сказки, не иначе!..

Не успели мы пройти по подлеску и десяти шагов, как два рябчика шумно взмыли вверх. Черкасов среагировал мгновенно. Прозвучал выстрел, и обе крапчатые птицы, кувыркаясь в воздухе, упали на землю. Я отыскал их и положил в сумку. Еще пару птиц охотник подстрелил метрах в пятидесяти от кромки ельника.

Последних двух рябчиков он позволил добыть мне. Подкравшись к стайке, кормившейся чем-то на земле и издававшей звуки, похожие на «фють-фюить», я вскинул ружье и когда птицы вспорхнули к верхушкам елей, выстрелил без промаха.

Возвращаясь к кордону той же дорогой, лесник не забыл показать мне место обитания вальдшнепов. Это был участок лиственного леса с полянами и просеками, поросший кустами малины, черники и боярышника.

– Вальдшнепу дождевого червя подавай, – пояснял по дороге фронтовик, – медом не корми! Не раз видел: стоит и тихонько длинным клювом по земле стучит, показывает, что дождь начался. Червяки слышат стук, подбираются поближе к поверхности, а он их хвать!.. Не откажется и от комариков, жучков разных…

Черкасов продолжал рассказывать о повадках птиц, как вдруг со стороны смешанного подлеска послышался выстрел, затем какая-то возня и громкий вскрик. Он застыл на месте, схватив меня за локоть.

– Похоже, тот самый секач… Данила, ты пошустрей будешь. Дуй туда!

Я сорвал с плеча двустволку и рванулся изо всех сил к подлеску. Лесник, тяжело дыша, поспешал за мной следом. Через считанные секунды я выскочил на частично открытое место и увидел, как крупный секач с огромными клыками мчится на человека в темно-синем чекмене, пытающегося встать с колен, чтобы подобрать выпавшее ружье. Было видно, что клык кабана повредил ему ногу ниже колена. Его длинновязый спутник, одетый в серую шинель с двумя георгиевскими крестами, с криками замахал руками, чтобы отвлечь на себя внимание зверя. Разъяренное животное отклонилось от первоначальной цели и повернуло к нему. Последовал выстрел из двустволки – мимо! А кабан был уже рядом. Человек в шинели в самый последний момент успел отскочить с его пути. Он пустил пулю из другого ствола, однако она лишь слегка задела звериный хребет, улетев в чащу. Свирепый секач круто развернулся и, задрав хвост, снова понесся на раненого. Тот спустил курок, но выстрела не последовало – осечка! Тогда он выхватил нож.