Николай Шахмагонов - Месть рогоносца

– За убийство вашей жены Инны Аркадьевны Хрусталёвой, – уже с некоторым раздражением сказал участковый.

– По подозрению в убийстве, – поправил следователь.

– Жены? – растерянно переспросил Хрусталёв и вдруг рванулся к подъезду, воскликнув в отчаянии: – Что с ней? Где она?

Преградив путь к дому, участковый с леденящей твёрдостью сказал Хрусталёву:

– Труп, – именно вот так, жёстко «труп», – вашей жены увезли. А вы поедете с нами.

– Куда увезли? Откуда? – всё ещё слабо соображая, спросил Хрусталёв, явно огорошенный услышанным.

– Объясните же человеку, – вмешался я. – Видите же, что он ничего понять не может. Здесь какое-то недоразумение.

– Притворяется, – сказал следователь, – кто же ещё её мог убить? Святой дух что ли, в наказание за блуд.

Я с укоризной посмотрел на следователя и сказал, обращаясь к Хрусталёву, как можно мягче:

– Инну Аркадьевну нашли сегодня утром в клумбе за домом. Есть подозрение, что её убили и выбросили откуда-то сверху….

– Ха, откуда-то, – передразнил участковый и сказал мне: – Вы своё дело сделали. Довели мужика до состояния аффекта. Вот он и совершил преступление. Теперь не вмешивайтесь, а то и вас привлечём. Надо ещё разобраться, что за звонки были ночью, – и спросил угрожающе: – Зачем это вы звонили Хрусталёву?

Тут уж вмешался мой друг, Алексей Кудрявцев:

– Что за глупости? Он был дома и никуда не выходил ночью. С чего бы это звонить кому-то, да ещё на дачу приглашать.

Но на его реплику даже внимание никто не обратил. У следователя, видимо, уже сложилась своя твёрдая версия и он подгонял под неё факты, которые лежали на поверхности.

Хрусталёв постепенно пришёл в себя и с жаром заговорил:

– Я не убивал, я не убивал, – из глаз полились слёзы. – Ну, скажите им, – обратился он ко мне: – Ну вы же знаете… Но как же так? Кто мог её убить? Нет, вы меня обманываете, – повернулся он к следователю. – Вы придумали всё. Она жива. Правда ведь, она жива?!

И он, оттолкнув участкового, бросился к дому.

Его остановили, и следователь процедил:

– Наденьте на него наручники. Больно уж борзый.

Хрусталёв и в наручниках, уже давая отчёт своим словам, что-то выкрикивал. Слишком велико было нервное возбуждение, и следователь, поняв это, подал знак милиционерам, что бы его увели.

Я тихо сказал:

– Зачем так резко? Ведь пока ничего не доказано.

– А как вы хотите с убийцей? – спросил следователь. – Цацкаться что ли? Дело-то яснее ясного.

Когда Хрусталёва, испуганного, так ещё и не осознавшего, что произошло, усадили в милицейскую машину, и она отъехала от дома, я снова попробовал высказать некоторые предположения:

– Хрусталёв очень любил свою жену. Не мог он её убить, никак не мог. Он и выяснить всё хотел, чтобы как-то помешать развалу семьи, чтобы вернуть её, словом, даже разводиться не собирался, – и повторил: – Нет, не мог убить. Насколько я узнал его, могу сказать твёрдо: такие люди совершенно не способны на убийство.

– Отчего же не мог? – возразил следователь. – Я как раз слышал, что он ревнив. А ревнивцы всё могут в состоянии аффекта. Следствие покажет. Сейчас приеду в отделение и допрошу. Думаю, быстро расколется. Мне вот известно, что он угрожал ей, когда вы фотографии ему представили. Приехал к ней на работу и угрожал, – заявил он, не пояснив, откуда могло ему это быть известно, а потом набросился на меня с упрёками: – И что вы всё не в свои дела лезете? Кто только эти ваши агентства сыскные выдумал? Жили и жили без вас спокойно. Подумаешь, рога наставили… Всё бы постепенно уладилось.

– Это для кого как, – возразил я. – Вряд ли найдётся кто-то равнодушный к рогам-то.

Он только рукой махнул, а я, попросив разрешения зайти к нему после обеда, попрощался. Знал, что не решится он не пускать меня в это дело. Всё же я, как никак из Москвы, да ведь и служил до выхода в отставку не просто в следственных органах, а в военной прокуратуре, а после увольнения из рядов Вооружённых Сил, в центральном аппарате Министерства Внутренних Дел. Приходилось им считаться с таковыми обстоятельствами, хотя и поломались прилично уже и те следственные органы, что были прежде, да и всё обрушилось в бандитские девяностые.

Потому-то следователь и бросил мне в след неприязненно:

– Заходите, рад буду видеть.

Да уж, наверное, был бы он погрубее и резче, если бы не приехал я из столицы. Какие у меня там связи, здесь, в глуши можно было только догадываться.

И опыт мой, и интуиция подсказывали, что случилось какое-то недоразумение, непонятное не только для следователя, который лишь сегодня утром прикоснулся к этому ребусу-кроссворду, но и для меня, хоть и занимался я делом Хрусталёва не первый день, причём накануне мне уже казалось всё успешно завершённым. Но в тот же вечер Хрусталёва исчезла, и исчезновение её окончилось столь ужасно.