Алексей Герасимов - Констебль с третьего участка (сборник)

Эва как. Единственное, о чём доктор Уоткинс не упомянул, – так это о том, каким образом сестра Розанна-Евграфия собиралась появление в пирожных опия объяснять, хотя никакой это ведь и не секрет. Пропала ниппонская книга. Отравились леди (и Фемистокл Адвокат) ниппонским же угощением. А у кого оно куплено? Правильно, у Ода Сабурами, ниппонца. Да кто бы в полиции стал разбираться, зачем он это сделал, если дело-то ясное? Промолчал доктор об этом, такт проявил.

Мистер Уоткинс и инспектор О’Ларри попрощались и собрались уходить, когда доктору попалась на глаза моя книга.

– Гомер? Однако, констебль, вы далеко пойдёте… – с удивлением произнёс он.

Через два дня брат Власий действительно выписал меня из гошпиталя. Я к тому моменту оправился уже полностью, да ещё и отъелся на казённых харчах, отоспался, опять же, так что к службе вернулся бодрый и весёлый. В тот же день мне и медаль вручили перед строем, да не абы кто, а сам эрл Чертилл сподобился. Вот нашивки пока ещё придержали – и мистер Сёкли в отставку еще не вышел (как я и думал, в то, что наливку я не пил, он не поверил), да и жюри присяжных на суде, где я должен был давать показания, смущать не хотели. Не каждый гражданский сразу поймёт, что это теперь я – сержант, а когда мать Лукрецию обнаружил, так был ещё простой патрульный констебль.

Газетчики до самого объявления даты заседания об аресте сестры Евграфии так и не пронюхали, так что почти что месяц, покуда Дэнгё-дайси не начал ходить без костылей, жизнь моя была скучна и размеренна, насколько это для копа вообще возможно. Мистер О’Хара за это же время закончил свой курсовой проект, который презентовал мне. Изображены на полотне были мистрис Афина Паллада, тянущая руку к покоящемуся на мраморной тумбе яблоку с надписью «Прекраснейшей», и Арес с моим лицом, демонстрирующий ей кукиш. Я картину у себя повесил на самом видном месте, дабы гости, значит, впечатлялись. Ну и грогох [43]чтоб своё место знал.

Однако всё же наступил тот далеко не прекрасный день, когда высокий суд Дубровлина объявил о начале слушаний по «делу об убийстве матери Лукреции и иных преступлениях против людей и короны». Ох, что тут началось! Ушлые папарацци осаждали всех – от Старика до мальчишек-посыльных, – надеясь вытянуть хоть какие-то подробности, какую-то сенсацию… От прочитанного по этому поводу в газетах сержант Сёкли ругался в голос – такого надомысливали порой, что диву даёшься. Только «Светский хроникёр» ограничился короткой заметкой, что редакция не желает строить догадки и будет печатать отчёт с иллюстрациями с каждого заседания. Ведущий же его «криминальной колонки» (если такое определение вообще применимо к разделу салонной газеты) Фемистокл Адвокат отловил меня на патрулировании, смущаясь, словно девица на первом свидании, признался, что уже опубликовал под псевдонимом два детективных рассказа в одной из газет, и попросил, когда всё закончится, поделиться подробностями. Отказывать причин у меня не нашлось, да и желания тоже, так что я твёрдо пообещал удовлетворить его любопытство взамен на газеты с опубликованными детективами. И, знаете ли, не прогадал – чтиво вышло увлекательное. Легану Стойкаслу тоже понравилось, особенно момент пребывания главного героя в каталажке.

– Ну, тут уж грех газетчику было неправду написать, – хохотнул он. – По нашей с тобой милости почти сутки там провёл.

Так, отбиваясь от газетчиков, а иной раз и навирая им с три короба, Третий участок прожил целую неделю, ну а потом от нас отстали – слушания начались. На первом, «техническом» заседании, где выяснялся состав жюри, обвинение, нет ли кому каких отводов и тому подобное, я не был, а вот на следующее вынужден был явиться: всё же это именно я первым прибыл на место преступления и должен был быть допрошен в качестве свидетеля.

Разумеется, прибыл я в суд при полном параде и с медалью на груди. Мэри с миссис О’Дэйбигалл тоже пришли посмотреть, при этом выглядела старушка изрядно помолодевшей. Вот что научный прогресс с людьми делает.

Председательствующий судья Джордж Джеффирс привёл меня к присяге, и представитель обвинения попросил изложить события того злополучного дня, когда мать Лукреция встретила свою судьбу. Ну что же, и изложил. Защитники задали несколько уточняющих вопросов, однако ничего интересного я сообщить им не смог. «Да, сэр, именно сестра Евграфия сообщила мне о преступлении», «Нет, сэр, она не говорила, что произошло убийство, это я уже увидел сам», «Да, я никуда не отлучался до прибытия инспекторов и в осмотре места происшествия участие принимал, сэр».