Виктор Гавура - В Киеве всё спокойно

Мила внесла на большом серебряном блюде жареных перепелов с каштанами, украшенных веточками зелени петрушки и эффектно разложенными разноцветными гарнирами. Вид любой пищи должен быть привлекательным, приготовленное яство должно радовать глаз, сосредотачивая внимание на предстоящей еде, и самое главное, ‒ возбуждать аппетит. При оформлении этого кушанья Альбина Станиславовна немало внимания уделила правильному сочетанию гарниров не только по вкусу и форме продукта, но и по цвету, раскладывая их так, чтобы они гармонически соотносились меж собой в цветовой гамме. На первый взгляд, в подготовке гарниров нет ничего сложного, надо только не забывать о цвете, запахе и вкусе. Цвет должен быть гармоничным, запах, приятным, а вкус — изысканным. Однако достичь этого сочетания не так-то просто. Зато насколько красиво, свежо и аппетитно все это выглядит. Угощениям ее стола могли бы позавидовать самые записные гурманы.

Что же касается самого блюда, на котором были поданы перепела, то когда Мила его внесла, Альбина Станиславовна перехватила удивленно-завистливый взгляд Оксамытного. Было чему удивляться и завидовать, это блюдо шестнадцатого века было из времен рассвета искусств, красоты и роскошеств. Его создал всемирно известный итальянский скульптор и ювелир, художник и авантюрист, проникнутый неукротимым духом свободы эпохи Ренессанса. Впечатляло изящное литье и изумительной красоты чеканка, оттененная золочением, изображавшая сцены охоты на оленей и птиц, охотников и охотниц, и бегущих гончих. По цене это блюдо соответствовало «Кадиллаку». Но это так, навскидку, а быть может и целой колонны «Кадиллаков». По правде говоря, Альбина Станиславовна сама не знала цены доставшегося ей раритета.

Надменное лицо Оксамытного резко переменилось: взъерошенные брови поползли вверх на башенный лоб, брезгливо искривленный рот непроизвольно приоткрылся, обнажив выступающие вперед верхние зубы. Оценил, удовлетворенно отметила про себя Альбина Станиславовна. Мог бы, мог и себе такое же позволить, да вот поди, достань хотя бы что-то подобное. Деньги — это еще не все, тут не обойтись без удачи, найти такую вещь все равно, что откопать клад. Заметив, что Альбина Станиславовна на него смотрит, Оксамытный любезно заулыбался. Его и без того маленькие, глубоко посаженые глаза, обрамленные редкими белесыми ресницами, тотчас утонули во множестве складок век, где не пойманными бегали черные зрачки. Главной и тщательно скрываемой чертой его характера была непомерная зависть ко всему, что принадлежало другим.

Напханюк продолжал вести себя, как отлученный от плуга хам. Он без устали обжирался, громко чавкая и отрыгивая. Разбирая жареную перепелку, он щелчком пульнул в сторону сидевшего напротив него Григорьева надгрызенный каштан. Но не попал, его снаряд заметался между тарелок и рикошетом чуть не сбил хрустальный бокал. Жалобно зазвенев, бокал зашатался, как подбитая кегля в кегельбане, но устоял. Григорьев пронзительно ойкнув, подпрыгнул на стуле, едва не опрокинув стол и замер, в ожидании новых покушений на свою жизнь и здоровье. Напханюк ухмыльнулся и довольно рыгнул.

Своей внешностью и повадками Напханюк напоминал Альбине Станиславовне ее однокурсника, студента из ее группы по фамилии Гончаренко. Из-за тупости и лени в институте его называли Балбес. Ничего экстраординарного, среди будущих учителей таких было немало. Но на фоне общей серости Гончаренко выделялся каким-то особенным животным бездушием. Он не успевал ни по одному предмету, и его бы давно уже отчислили из института, если б не его мать. Она заведовала аптекой в областной больнице и снабжала нужных людей в деканате дефицитными лекарствами. Только благодаря своей матери он и «учился». Чтобы хоть как-то подсобить своему дитяти в учебе, его мать заказала ему очки с простыми стеклами в круглой оправе. При общении с преподавателями на очередной пересдаче зачета или экзамена Балбес, как лучший ученик Станиславского, входил в образ и цеплял эти знаменитые на весь институт «велосипеды» себе на нос, отчего, конечно же, перевоплощался и выглядел еще более нелепым, чем без них. Но на некоторых педагогов его очки производили должное впечатление, и они, угрызаясь совестью, думали, что Гончаренко загубил свое зрение, изучая их предмет.

Однажды Гончаренко попросил у Альбины передрать ее конспект по «диалектическому и историческому материализму» и упорно его не возвращал. Подошло время сессии, и без наличия конспекта, толстой общей тетради в девяносто шесть листов в клеенчатом переплете, исписанной аккуратным почерком, Альбина не могла получить зачет. Пришлось брать Гончаренко за шиворот и ехать вмести с ним за конспектом к нему домой. Он жил в отдаленном районе Херсона, который назывался Сухарное. Здесь обитали зажиточные частные собственники, домовладельцы и огородовладельцы, ‒ городские стяжатели сельского типа. От одежды Гончаренко постоянно исходило тяжелое амбре свиных экскрементов.