– Кто он?
– Молодой репортер из Торонто по имени Джордж Уолл.
– Джордж Уолл, – повторила она, – Джордж Уоллингфорд.
– Да, подходит.
– А что за человек этот Джордж Уолл?
– Мне кажется, он хороший человек, или будет таким, когда повзрослеет.
– Он любит ее?
– Очень. По-моему, даже слишком.
– А от меня вы хотите получить ее адрес?
– Если вы его знаете.
– Да уж, должна бы знать. Я прожила там почти десять лет. Беверли-Хиллз, улица Мэнор Крест, четырнадцать. Но, если это все, что вам нужно, почему вы сразу не спросили об этом? Взамен вы позволили мне трепать языком и поставить себя в глупое положение. Почему вы так поступили со мной?
– Прошу прощения. С моей стороны это было страшно невежливо. Но боюсь, дело не только в том, что Эстер сбежала от мужа. Вы сами высказали предположение, что она попала в беду.
– Для меня слово «сыщик» уже связано с неприятностями.
– А раньше у нее случались серьезные неприятности?
– Не будем говорить об этом.
– Вы часто встречались с ней нынешней зимой?
– Очень редко. Но один уик-энд провели вместе – на прошлой неделе.
– В доме на Беверли-Хиллз?
– Да. Она только что въехала туда и хотела посоветоваться со мной об отделке некоторых комнат. Люди, которые там жили до Эстер, не содержали дом в должном порядке – не то что в то время, когда у нас работала чета японцев: муж с женой. – Взгляд ее голубых глаз проник сквозь десятилетие в прошлое и вновь вернулся в настоящее. – Во всяком случае, мы чудесно провели уик-энд вдвоем, наедине: я и Эстер. Мы болтали, пересмотрели весь ее гардероб и представляли себе, что старое доброе время верпулось. И в конце концов Эстер предложила мне переехать к ней в первых числах января.
– Как мило с ее стороны.
– Не правда ли? Я очень удивилась и обрадовалась. В течение многих лет мы не были с ней близки по-настоящему. Собственно, я ее почти не видела. И вдруг, совершенно неожиданно, она просит меня жить вместе.
– Как вы думаете, почему?
Я задал этот вопрос потому, что, несмотря на весь свой романтизм, миссис Кэмпбелл производила впечатление человека, способного мыслить трезво. Присев на краешек стула в задумчивой позе, она прижала пальцы к вискам.
– Трудно сказать. Ну, разумеется, не из-за моих красивых синих глаз. Она собирается уехать на некоторое время, и кто-то должен остаться и присматривать за домом. А еще я думаю, она ужасно одинока.
– И напугана?
– Этого я не заметила. Хотя, конечно, все может быть. Но даже если бы она чего-то боялась, она бы мне не сказала. Мои девочки не делятся со мной своими секретами. – Она прикусила костяшку большого пальца на правой руке. Лицо у нее сморщилось, как у новорожденной обезьянки. – Как вы думаете, я могу все же переехать к ней в начале января?
– Я бы на это не рассчитывал.
– Но дом-то принадлежит ей. Иначе она не стала бы тратить такие деньги на ремонт. Мистер Арчер – я правильно называю ваше имя? Арчер? – откуда у нее эти деньги?
– Не имею ни малейшего представления, – ответил я, хотя кое-какие мысли на этот счет у меня уже появились.
Мэнор Крест была одной из тех тихих, обсаженных пальмами улочек, планировка которых закончилась до начала кризиса двадцатых годов. Дома не выглядели такими огромными и вычурными, как строения в стиле рококо на близлежащих холмах, но явно претендовали на оригинальность. Некоторые были построены в пышном псевдотюдоровском стиле. Другие имитировали испанский стиль, толстые стены и узкие окна делали их похожими на крепости, воздвигнутые для сопротивления воображаемым маврам. Улица в целом выглядела неплохо, но была немного обшарпанной, как будто мавры уже побывали здесь.
Дом под номером четырнадцать оказался одной из таких двухэтажных испанских крепостей. Он стоял в стороне от дороги, скрытый от посторонних глаз изгородью из монтерийских кипарисов. Над изгородью, переливаясь в струях и брызгах поливальной системы, висел осколок радуги. На подъездной дорожке был припаркован пыльный серый «ягуар».
Я проехал чуть дальше, оставил машину у соседнего дома, вернулся и подошел к «ягуару». К рулевой стойке была прикреплена регистрационная карточка, из которой следовало, что владельцем «ягуара» был Ланс Леонард.
Я осмотрел фасад здания. Мелкие капли из разбрызгивателя попали мне в лицо, и это было единственным признаком жизни. Дом казался наглухо закрытым – темная дубовая дверь, зашторенные окна, и даже красная черепичная крыша прижимала дом сверху, как крышка от кастрюли.
Читать дальше