Росс Макдональд - Тайны бронзовой статуи [сборник]

Присутствующие смотрели на Жижку с удивлением и страхом, потому что Лионель и Конрад, находившиеся между ними, узнали предводителя таборитов и тотчас указали на него своим товарищам.

– Да, никогда не было горя искреннее, чем их, – сказал Губерт, – потому что всех этих людей, мужчин и женщин, спасла от Бронзовой Статуи та, чьи останки лежат здесь.

– А также и вы, великодушный старик, – заметил один из братьев Шварц, бросив признательный взгляд на управителя.

– Где же тело моей матери? – прошептала Анжела, взяв за руку почтенного Губерта и устремив на него глаза, полные слез.

– Здесь, милое дитя, и вы можете посмотреть на нее в последний раз, – ответил Губерт.

С торжественным видом отворил он дверь. На кровати, в углу комнаты, лежало тело белой женщины. На ней была кармелитская ряса, которую она обыкновенно носила при жизни, руки были сложены на груди, а лицо выражало ту безропотность, с какою душа ее оставила свою бренную оболочку.

Анжела, наклонившись, запечатлела поцелуй на лбу матери, и горькие слезы дочери оросили лицо покойницы. Потом предводитель таборитов тоже приблизился, и под стальными латами сердце героя забилось от глубокого волнения, потому что Жижка смотрел на женщину, оставленную им много лет тому назад полной жизни, прекрасной, без малейшей надежды увидеть ее снова живую или мертвую

Полководец и приемная дочь Вильдонов опустились на колени возле постели, а Губерт, протянув руки, как пророк, к мужчинам в черных и женщинам в белых рясах медленно произнес торжественным голосом:

– На колени, братья, на колени, сестры! Помолимся за упокой души Эрманды, баронессы Альтендорф.

Члены общины повиновались, в первый раз услышав, что женщина, совсем недавно бывшая их ангелом-хранителем, не кто иная, как жена барона Альтендорфа, считавшаяся умершей двадцать лет тому назад, в память которой воздвигли монумент, упоминавшийся нами несколько раз.

Все молились около четверти часа: Жижка с дочерью с одной стороны кровати, а Губерт и члены общины – с другой.

Воздав дань торжественного уважения останкам баронессы Эрманды, все покинули комнату, и предводитель таборитов сказал:

– Надо в нынешнюю же ночь похоронить баронессу, и монумент, сооруженный в ее память, перестанет быть отвратительной насмешкой. Я вернусь в лагерь, Анжела, ты останешься здесь, и добрый Губерт сообщит тебе подробности о последних минутах той, которую мы не успели обнять живой. Через полчаса я ворочусь, и мы всех освободим.

Осмотревшись, предводитель таборитов прочел глубокую и живейшую признательность на лицах окружающих. Некоторые чуть не лишились чувств от радости при мысли покинуть свою могилу, другие упали на колени и стали набожно молиться, многие зарыдали, многие бросились друг другу на шею, а прочие, обезумев, завопили от счастья, забыв, что тело их благодетельницы лежит в смежной комнате. Эта зала, столько лет казавшаяся мрачной, точно изменилась, словно в нее впустили чистый воздух, водворив с ним мир и благополучие.

Но никого так не осчастливило обещание генерала, как Лионеля и Конрада.

Жижка ушел из залы один, отказавшись от предложения нескольких членов общины проводить его по подземельям.

Убежденный, что сумеет найти дорогу, и желая остаться наедине с размышлениями, возбужденными в нем за истекшие часы, предводитель таборитов, взяв лампу, вышел, и дверь аккуратно затворилась за ним.

Он пересек круглую комнату и попал в большую залу, где возвышалась бронзовая статуя. Побуждаемый любопытством, он приблизился к скульптуре, чтобы хорошенько рассмотреть ее. Но едва принялся он изучать подробности, отголоски из, подземелья донесли до него шум приближающихся шагов. Он обернулся– круглая комната была уже полна вооруженных людей, быстро окружающих его. Лампа, поднятая Жижкой, дала пришельцам возможность узнать его, и человек двадцать, в один голос повторив его имя, тотчас свирепо кинулись на генерала, желая отомстить виновнику своих страданий и унижений, тому, кто победил их и кому собирались сдать замок на другой день.

– Как?! Жижка здесь? – закричал Киприан, находившийся среди толпы, или, лучше сказать, возглавлявший ее.

Монах, боясь угодить в руки предводителя таборитов. решился с шестьюдесятью солдатами, членами трибуна ла Бронзовой Статуи, воспользоваться ночной темнотой и проложить себе путь, выйдя через подземелье в маленькую часовню.

Увидев, что вооруженные люди бросились на него, Жижка отшвырнул лампу и схватился за шпагу. Но тут нога его поскользнулась на сыром полу, и он тяжело грохнулся оземь. Беглецы кинулись вперед, и шпаги их пронзили бы его, но Киприан крикнул: