Малкем Дуглас - Девочки из варьете

Собрав остатки сил, я привстал на одно колено тупо улыбнулся и сказал:

— Привет!

У нее был обезумевший вид. Когда я положил руку ей на плечо, она бросила на меня бессмысленный взгляд и ее губы зашевелились:

— Да, вы догадливы, медленно произнесла она. — В кого я попала? — Ее колотило, как в лихорадке.

— В полицейского по имени Бедекер, спасибо.

Она молча кивнула, револьвер упал на землю. Ее плечо выскользнуло из-под моей руки, и она начала медленно оседать на землю, словно у нее стали плавиться ноги Через минуту скорчившееся тело Глории лежало на траве. Патрульная машина, последний раз взвыв сиреной, отчаянно заскрипела тормозами, и из нее высыпались полицейские. В этот момент я потерял сознание.

Когда мои глаза открылись, я все еще лежал на земле. Обхватив меня за плечи, капитан Хилари силился приподнять мое обмякшее тело.

— Бедекер прострелил тебе ногу? — спросил он.

— Да, — солгал я.

Тебе повезло.

— Да.

— Сейчас мы отбуксируем тебя в больницу. Ты можешь стоять на одной ноге?

— Попробую.

Я встал, держась за его плечо. Подъехали еще две машины; теперь территория вокруг дома миссис Люсьен буквально кишела фараонами. Фотограф со вспышкой делал снимки. Я висел на Хилари, мой мозг отказывался функционировать. Я сказал:

— У Бедекера поехала крыша. Он решил, что ксерокопии у меня.

— Они все равно не помогли бы ему. Все документы Кафки у нас.

Я протер глаза, теперь они были в состоянии фокусироваться. Навстречу нам шла Фэй Бойл. Когда она приблизилась, я увидел ее лицо. Оно было каким-то странным, отрешенным, как у лунатика. Она сказала:

— Глории больше нет. Она умерла. — Ее взгляд на миг прояснился. — Умерла? — придав голосу вопросительную интонацию, повторила она. — Моей сестры нет в живых. Вы понимаете?

Она негромко застонала и, выбросив вперед руки, вонзилась ногтями мне в лицо. Я отпрянул назад, ступив на землю раненой ногой. Острая боль молнией пронзила мне позвоночник. Фэй пыталась выцарапать мне глаза.

Но я был догадлив, я был умен. Я снова потерял сознание и в очередной раз, как куль с мукой, свалился на землю.

Уличное движение за открытыми окнами моего кабинета производило не меньше шума, чем чугунолитейный завод. Однако сквозь них в комнату проникал прохладный бриз, и с шумом приходилось мириться. Приближалась осень, не за горами и зимние холода. Я опасался, что зимой нога доставит мне массу хлопот.

Я просматривал письма, сортировал их. Счета, не распечатывая, бросал в мусорную корзину. Один конверт я отложил в сторону. На нем был штамп Нью-Йорка, а адрес написан женским почерком. Глядя на него, я даже слегка взгрустнул. Я не видел ее с тех пор, как упал без чувств на подъездной дорожке…

…очнулся я тогда лишь под утро, в больнице, и несколько дней ждал ее визита. Она так и не появилась. Она не написала и не позвонила, хотя бы для того, чтобы оскорбить меня. Я навел справки, и мне ответили, что она вернулась в Нью-Йорк, но адреса не оставила…

Я взял конверт в руки, и в это время зазвонил телефон.

— Как дела? — услышал я голос Хилари.

— Превосходно.

— Нога?

— Пустяки. Остался маленький шрам на икре. Зимой буду кататься на лыжах. Твоя забота о моем здоровье трогает меня до слез. Наверное, сейчас ты попросишь меня выступить в качестве свидетеля на предварительном следствии.

— Каком следствии?

— Ты забыл? На меня было совершено покушение — я получил огнестрельное ранение.

— Все шутишь. Ну, а если серьезно, белых пятен в деле Дэниель Люсьен и Филипа Кордея не осталось. Мы имеем признание Джулии Дюпрэ — она сделала его за полчаса до смерти. Письменное заявление оставила и мисс Бойл, прежде чем укатить в Нью-Йорк. Аналогичный документ подписала мисс Хемминг Мы ухитрились раздобыть даже твое заявление. Короче говоря, у меня весь рабочий стол забит бумажками.

— Так-так, — равнодушно прокомментировал я.

— Билл, продолжал Хилари, из-за болезни ты, наверное, еще не владеешь ситуацией. Клуб «Орхидея» закрыт, почти вся шайка Ника Кафки за решеткой. Ты не следил за нашей демократической прессой?

— Следил, но узнал не слишком много.

— Ты прав. Газеты и телевидение не особенно афишировали это дело.

— Наверняка берегут силы к тому моменту, когда секретные бумаги Кафки станут достоянием гласности.

— Какие секретные бумаги?

— Ксерокопии, — пояснил я. — Ксерокопии расписок — кто получил и сколько. Кто платил и сколько. Эти расписки — динамит, они могут буквально взорвать городскую администрацию.