Говард Фаст: Ключ. Холостой прогон

С детьми, однако, получилась осечка — почти четыре года Алиса не могла забеременеть. Мы потратили уйму денег на докторов, платили двойные гонорары, а взамен получали заверения, что оба физически полноценны и безусловно способны иметь детей.

Потом родилась Полли, но появление девочки на свет было сопряжено со смертельной опасностью для её матери. Потребовалось кесарево сечение, послеоперационные осложнения на пять недель приковали Алису к больничной койке. По мнению докторов, она больше не могла иметь детей, и их прогноз оказался правильным.

Я опоздал на двадцать минут. Фриц Мэйкен сказал:

— За минуту опоздания плати по центу — мне.

На мое предложение заткнуться он заметил, что сегодня утром я слишком раздражителен и обидчив. Я послал его к черту.

Он посмотрел на меня с некоторым интересом, и я почувствовал, что обязан объяснить свое поведение. Но не сделал этого, а закрепив на кульмане чертеж, начал его разглядывать. Вскоре Фриц сказал:

— Что-нибудь случилось, Джонни?

— Почему?

— Ты уже десять минут смотришь в одну точку.

— Неужели?

— Я подумал…

Я не ответил, потому что в эту минуту зазвонил телефон. Фриц снял трубку и протянул её мне:

— Тебя, Джонни.

Телефон молчал.

— Алло? — сказал я. — Алло, алло?

Я собирался бросить трубку, когда низкий гортанный голос сказал:

— Кэмбер?

— Да, я Джон Кэмбер. Кто говорит?

— Ты не знаешь меня, Кэмбер. Старик был моим отцом.

— Какой старик? Вы уверены, что вам нужен именно я? Меня зовут Джон Кэмбер.

— Я знаю, Кэмбер.

— Что вам нужно, кто вы такой?

— Меня зовут Шлакман. Это имя тебе о чем-нибудь говорит?

Я втянул в себя воздух и ничего не ответил. Бросив взгляд на Фрица, я заметил, что он с любопытством наблюдает за мной.

— Шлакман, — повторил гортанный голос, — Ганс Шлакман.

— Что вам надо?

— Поговорить с тобой, Кэмбер.

— О чем?

— О разном, Кэмбер, о разном.

— Мне не о чем с вами говорить. Откуда я знаю, что вы именно тот человек?

— Ты должен поверить мне на слово, Кэмбер. Что случилось со стариком? Сам упал или толкнули?

— Это не телефонный разговор.

— Да, и ещё ключ, Кэмбер. Мне сказали, что ключ у тебя.

— Я не желаю ничего обсуждать по телефону, — беспомощно повторил я и положил трубку. Фриц склонился над доской, всецело поглощенный работой. Я тоже взял карандаш, но моя рука дрожала. Телефон зазвонил снова, в трубке раздался прежний голос:

— Кэмбер?

— Да.

— Не думай, что так просто отделаешься от меня. И не советую бросать трубку.

— Я не знаю, кто вы такой и о чем говорите.

— В этой игре высокие ставки, Кэмбер, не будь кретином. Раз уж ты участвуешь в ней, не надейся выбраться так легко. Ты уже встречался с Энди.

Я слушал его, шумно дыша.

— Я расскажу тебе кое-что об Энди. Может, он выглядит деревенщиной, но свое дело знает. Можешь мне поверить, Энди не держит при себе пушку; кастет и консервный нож — вот его оружие. Но если бы ты видел, как он с ними управляется, обрабатывая ублюдков, тебя бы вывернуло наизнанку. Если он тобой займется, ты будешь выглядеть хуже, чем мой старик. Поэтому будь умницей, Джонни, будь умницей. Я, к примеру, разумный человек. Не лью понапрасну слез о моем старике. Он получил наконец то, что заслужил. Если бы каждый раз, когда ему удавалось ускользнуть от виселицы, он давал мне доллар, я бы купался в деньгах. Когда я говорю, что хочу с тобой потолковать, считай, чем раньше разговор состоится, тем для тебя лучше. У тебя ключ. Ты даже не представляешь, чем это тебе грозит! Он страшнее бомбы. Ты думаешь, что ключ гарантирует тебе безопасность, на самом деле он тебя уничтожит.

— Не понимаю, о чем идет речь, — прошептал я.

— Послушай, что я тебе скажу, Джонни. Я могу тебе помочь. Больше никто тебе не поможет. Встретимся и потолкуем.

Я бросил трубку и некоторое время молча сидел, уставившись в чертежную доску.

— Неприятности, Джонни? — спросил Фриц.

Я покачал головой. Пока неприятностей, собственно, не было. Я затруднялся подыскать слово, которым можно было бы определить происходящее.

Фрэнк Джефф попросил меня зайти к нему в кабинет. Джефф — жестокий, безжалостный человек, пытающийся, однако, идти по жизни с неизменно приветливой улыбкой. Обязанности между компаньонами распределялись следующим образом: Штурму отводилась роль пугала, а Джефф, напротив, казался воплощением любезности, словно сердце у него было из чистого золота. А так как всем нам недоплачивали, подобное распределение функций было для компаньонов чрезвычайно удобно.