Микки Спиллейн: «…И аз воздам»

— Ты кого-нибудь застрелил, Джо?

Его лицо побелело, у него задрожали руки, он не смог сразу вынуть изо рта сигарету.

— Однажды…

— Понравилось?

— Что ты! — Он облизнул губы. — Слушай, Майк, этот парень, Уилер… Ты же был там… Он правда застрелился?

— Кто-то ему помог.

— Я тебе больше не нужен, Майк?

— Нет, большое спасибо, Джо. Оставь заметки на кровати.

Груда листков упала на кровать, и я услышал, как тихо закрылась дверь. Я присел на подлокотник кресла и принялся обдумывать варианты. Один из вариантов включал убийство.

У убийства должен быть мотив, достаточно серьезный, чтобы убийца счел необходимым замаскировать его под самоубийство. Я единственный определил это как убийство. Убийца думал, что он очень умен. Чертовски умен. Может быть, он считал, что отсутствие одной паршивой пули в магазине останется незамеченным.

Чем больше я думал об этом, тем тяжелее становилось у меня на душе. Во-первых, убийца, видимо, принял меня за простофилю, таскающего с собой пушку, чтобы произвести впечатление, решил, что я дерьмо с пустой головой и что меня можно взять голыми руками.

Во-вторых, был убит мой друг. Друг, который обрадовался мне даже через пять лет. Друг, который сражался вместе со мной, чтобы спасти жизнь какому-нибудь бандюге, который убил его пять лет спустя.

Надо было напомнить Пэту об армии. Надо было напомнить ему, что армия — это оружие, и рано или поздно оно может выстрелить. Может быть, Честер Уилер действительно пытался застрелиться. Но скорей всего, он пытался застрелить кого-то, а тот выстрелил в него. Одно я знал точно: Честер был прекрасно знаком с устройством пистолета, ему не надо было целиться в себя, чтобы выяснить, работает ли пистолет.

Я завалился на кровать и натянул на себя одеяло.

Я стоял на углу Тридцать третьей улицы, сверяя адрес с указанным в заметках Джо. Нужный дом находился примерно посередине квартала, старое здание, недавно перестроенное и снабженное всеми возможными удобствами, чтобы произвести впечатление на невзыскательных посетителей.

Пока я таращился на номерной знак, мимо меня к лифту пропорхнула стайка хорошеньких молоденьких созданий со шляпными коробками в руках; я последовал за ними. Они были манекенщицами, но мысли их были не о работе. Все они щебетали о еде. И я нисколько не осуждал: в нижней части у них было все в порядке от продолжительной ходьбы, но выше талии было трудно определить их пол, если они не носили накладной бюст. На них было приятно смотреть, но ни с одной из них я не согласился бы разделить спальню.

Лифт остановился на восьмом этаже, и девушки вышли. Они прошли по коридору к стеклянной двери с вывеской «Агентство Энтона Липсека» и вошли внутрь. Девушка, шедшая последней, заметила меня и придержала дверь.

Это было просторное помещение со стенами, окрашенными в пастельные тона; на голубом потолке мерцали звезды. На стенах висели в два ряда фотографии манекенщиц. Из приемной вели три двери, на которых красовалась надпись «Вход посторонним воспрещается»; секретарша, окруженная внушительным количеством строчащих машинисток, охраняла вход в главную приемную. Я затушил сигарету в пепельнице и улыбнулся секретарше. Ее голос звучал вежливо, но глаза были злыми.

— Слушаю вас.

— Торговая компания «Кэлвей» вчера вечером давала обед. Некоторые манекенщицы этого агентства участвовали в демонстрации моделей, которая состоялась позже. Я хотел бы увидеть этих девушек… одну, по крайней мере. Как я могу найти ее?

Она постучала карандашом по столу. Три раздраженных стука. Очевидно, эта история была ей знакома.

— Это связано с вашей работой, сэр, или это личный интерес?

Я с гадкой улыбкой наклонился над столом.

— Это может быть и тем и другим, но ответить мне — ваша работа.

— О… Энтон, то есть мистер Липсек, сам договаривается. Я вызову его.

Ее руки заметались над селектором, неуверенно нажимая на кнопки. Она не отводила от меня глаз. Когда раздался сигнал селектора, секретарша нажала кнопку и сказала, что я могу войти. На этот раз я одарил ее лучшим образцом своей улыбки — когда я не показываю зубы.

На двери кабинета Энтона Липсека золотом было написано его имя, а внизу стояло: «Управляющий». Он явно всерьез относился к своему положению. В углу его кабинета на шведском бюро лежали кипы фотографий и эскизов. Остальная часть комнаты была отдана мольбертам, стендам и незаконно купленным эскизам. Он был очень занят.