Иван Аврамов - Игру начинает покойник

Два хрустальных бокала, сойдясь в мгновенном поцелуе, очень приятно для слуха вскрикнули от радости.

– Ешьте, сударыня, без стеснения. Чем богаты, тем и рады. А я, дабы не смущать вас, пойду и с вашего позволения приготовлю вам ванну.

– Не утруждайте себя. Я, знаете ли, предпочитаю душ. Наверное, потому, что люблю воду в движении. Разница между ванной и душем примерно такая же, как между спокойной речкой и бурным водопадом.

– Наши вкусы совпадают, – честно признался я. – Хотя где-то вычитал, что нежиться под душем предпочитают люди, любящие спокойный секс. Не придающие, так сказать, ему большого значения.

– Не сказала бы… Эд, присоединяйтесь к ужину. Мне вполне хватит трети того, что вы наготовили. Я ем со вкусом, но совсем немного.

– Нет-нет, – отказался я. – В достопочтенных «Пирах Лукулла» меня накормили на три дня вперед. Давайте-ка выпьем еще, и я покопаюсь на антресолях – там где-то мой новенький запасной халат.

– Не надо, – попыталась остановить меня Алина. – У меня все с собой.

Я вспомнил, что в прихожей и вправду находится ее небольшая дорожная сумка, однако воспротивился.

– Вы разрушаете мою мечту. Мне всегда хотелось, чтобы мой халат хоть однажды набросила на плечи какая-нибудь прекрасная незнакомка.

– Как прикажете понимать: до сих пор порог этого жилища не переступала ни одна женщина?

– Вы угадали, – скромно потупясь, подтвердил я.

Халат сразу не отыскался, и все это время, перебирая не столь уж значительные залежи моего тряпья, я думал, что мне уже тридцать два и пик моей юношеской гиперсексуальности остался позади – еще года четыре назад до любовных утех был жаден, как юный жеребец, и мог отличиться в постели десять-двенадцать раз. Условий для любви, правда, не было никаких – откуда они у курсанта военного училища, а потом бесквартирного офицерика? Эх, эту бы «хату», которую помог мне приобрести дядя, да в те времена, когда хотелось всегда, с кем угодно, где угодно и сколько угодно! Грех, однако, жаловаться: я силен и сейчас, располагаю кое-каким опытом, а женщины покидали мою келью в самом лучшем расположении духа.

Пока Алина нежилась в ванной, я занялся устройством нашего ночлега. Как ни крути, а он будет совместным – кроме этой широкой тахты в спальне-кабинете, ничего такого, где можно вытянуть ноги, у меня нет. В гостиной, где телевизор, «стенка», журнальный столик, одни лишь кресла. «Кантоваться» на полу неохота. Так что, застилая тахту свежими простынями и меняя на подушках наволочки, сам не знал, что готовлю – ложе обычного ночлега или ложе любви. Это уж как получится. Человеком, выжимающим максимум пользы из обстоятельств, особенно столь пикантных, как теперь, я никогда не был.

Я так задумался, что и не заметил, как в кабинет-спальню вошла Алина – полотенце на голове скручено наподобие чалмы, а мой темно-синий, в красную лишь по периметру клетку махровый халат достает ей до самых пят, если даже не волочится по полу. Ноздри мои раздулись, точно у гончего пса – в комнате враз запахло, как от морозного белья под раскаленным утюгом. Наверное, нет на свете ничего чище, чем женщина после душа. Но на комплимент я отважился несколько иной:

– Вы, сударыня, словно рождены для этого халата. Хотя, скрадывая ваши прелести, он делает вас вещью в себе.

Она откликнулась понимающей, таящей сразу несколько нюансов усмешкой: тут тебе и женская снисходительность – ясно, чего так вожделеет этот сидящий на краешке тахты, еще крепкий экземпляр мужской породы, и явное неверие, что она – «вещь в себе», ведь тяжелую «луковку»-довесок не закамуфлирует даже халат сумоиста, и некое обещание того, что вовсе нельзя исключить между двумя молодыми людьми.

– Правая половина тахты – ваша. Располагайтесь и почивайте. Демаркационная линия – посредине. А слева, извините, прикорну я. Иного способа устроить полноценный ночлег, увы, нет. Проклинаю себя за то, что собирался, но так и не удосужился купить раскладушку. Если не возражаете, я тоже совершу вечернее омовение. Захотите полистать Харуки Мураками – включите бра.

Алина улыбнулась мне признательно и нежно. Я направился в ванную, но в дверях, повинуясь какому-то наитию, полуобернулся – она стояла ко мне спиной, нагая, с одним лишь полотенцем-чалмой на темных, еще влажных волосах. Зачем она так поспешно выскользнула из халата? Чтобы показать, насколько вызывающе безупречен ее стан? Или до срока возбудить меня? Чтоб там не имелось в виду, красавица эта убила сразу двух или даже трех зайцев.