Дей Кин - Пайола

Если Хаммер сейчас разыгрывал комедию, то это ему удалось не хуже, чем ей. Его лицо даже приняло болезненно-желтоватый оттенок.

– Кто-то подложил в машину бомбу? Не может быть!

Я взглянул на часы. Без двух минут три. Одна из станций каждый час начинала с последних известий. Я напомнил им об этом, и другой телохранитель, который стоял рядом с Вирджилом, взял со столика у бассейна транзистор и включил его.

Мои часы отставали на три минуты. Диктор уже сообщил о происшедшем:

"...полиция нашла тягач автоклуба, который видели, когда он заехал на стоянку для машин и остановился рядом с машиной мистера Алоха. Это было незадолго до того, как машина упомянутого мистера Алоха была разнесена взрывом. Проверка полицейских протоколов показала, что тягач был угнан. Водитель находится вне всяких подозрений. В настоящее время установлено только то, что это работа специалиста.

Мистеру Алоха фирма Тода Хаммера поручила собрать доказательства, на основании которых адвокаты Мулдена могли бы потребовать пересмотра дела..." Диктор продолжал говорить, но Хаммер больше не слушал.

– Выключи радио, Сэм, – сказал он парню, имени которого я еще не знал. – Судя по всему, я должен дважды извиниться перед мистером Алоха.

Потом он осведомился, не ранен ли я. Я сознался, что получил ссадины и синяки, но ни одна из ссадин не является настолько серьезной, чтобы мне нельзя было бы пить бурбон. И в доказательство этого я налил себе что-то крепкое из хрустального графина, что уже ранее предлагала мне маленькая француженка.

Я отпил глоток.

– После такого напитка почувствуешь себя настоящим Икаром.

Сэм поинтересовался, кто такой Икар. Я снисходительно объяснил ему:

– Был такой греческий мальчик, который приклеил себе воском крылья и чересчур близко подлетел к солнцу.

– Должно быть, я проглядел какую-то интересную статью в газете, – неловко извинился Сэм. Потом посмотрел на Тода: – Ты думаешь...

Хаммер кивнул.

– Да, я думаю, что это дело банды макаронников. Мы все знаем, что они хотят расправиться со мной.

Да, человек этот был прожженным и ловким дельцом. Простой человек не может построить на крыше дорогого особняка золоченую клетку для своей декоративной пташки, да еще завезенной из Франции, и иметь двухместный "кадиллак-эльдорадо". Такое может себе позволить только тот, у кого дела идут хорошо. У Хаммера дела шли хорошо.

– А неплохой план они себе наметили, – продолжал он. – Они разнюхали, что Алоха работает на меня, и попытались его убить. А полиция должна при этом подумать, что это сделали мы.

Ивонна удивленно спросила:

– Но почему, Тод? Почему полиция должна подумать такое?

– Потому что самый лучший способ добиться пересмотра дела Мулдена – это убить человека, который собирается доказать невиновность осужденного.

Ивонна все еще не понимала и попросила объяснить.

Тод пояснил:

– Полиция знает, что Мулден работал на меня. Судя по всему, они придут к выводу, что он знает больше, чем рассказал, и будет молчать, поскольку уверен, что я так дело не брошу. Кроме того, полиция знает, что в прошлом я не был особенно щепетилен в вопросах бизнеса. Поэтому они придут к выводу, что именно я попытался пожертвовать мистером Алоха, чтобы вызвать сомнения в виновности Мулдена.

Почти это же сказал мне и Хэнсон.

И если Хаммер сейчас говорил правду, то все надежды Хэнсона лопались как мыльный пузырь.

Хаммер вопросительно посмотрел на меня:

– Полиция меня подозревает, не так ли?

Я ответил ему уклончиво:

– Откуда мне знать?

– А вы сами?

Мой ответ можно было понять, как угодно.

– Вы же видите, что я здесь.

– Но вы хотите вернуть задаток и отказаться от дела?

Уж чего-чего, а задаток я никак не хотел отдавать. Мои отношения с налоговым агентством можно было уладить только с помощью денег. Я попытался выиграть время.

– Откровенно говоря, если не считать войны в Корее, то против меня впервые применили взрывчатку. И мне это не особенно понравилось. Но что это за банда макаронников, о которой вы упомянули?

Хаммер возбужденно ответил:

– Сборище грязных мошенников. Большинство из них связано с мафией. Они работают с "Пайолой", чтобы проникнуть в грампластиночный бизнес. В наше время любого, кто хоть немного пищит, кряхтит или умеет бить по струнам не промахиваясь, записывают на пластинки. Поэтому дело это превратилось в большой бизнес. Я успел хорошо заработать в свое время, но если меня уберут, значит, для мальчиков, которые хотят проникнуть в бизнес, будет на одного конкурента меньше.