– Один любитель.
– Повежливей с посетителями, Жо, – бросил патрон, отрываясь от схватки. – Не стоит чертыхаться за здорово живешь.
Он реагировал с опозданием, но от всего сердца.
– Ничего страшного, – заметил я.
– Извините, – сказала барменша.
– Ничего страшного. Готов спорить, это Альфред, Фредо!
– Фредо?
– Ну, любитель "гордецов".
– Не знаю его имени.
Что ж... Диск закончился, и она отошла. Тем хуже для барменши. Затем при помощи какого-то зеваки найдя туалет, я направился туда. Он находился в начале коридора, между крошечным чуланом и единственной телефонной кабинкой. Я зашел в нее, закрыл дверь, отрезав себя от музыки. Как только я выпустил ручку, музыка взяла реванш, резко ударив по моим барабанным перепонкам, не ожидавшим такого "нападения". Дверь прилегала неплотно, и чтобы звонить спокойно без несвоевременного музыкального сопровождения, надо было придерживать ее. Удовлетворенный результатом своего эксперимента, я вышел из кабинки. Из коридора, загромождая его своей могучей фигурой, на мои действия смотрел патрон.
– Чего-то ищете? – спросил он усталым бесцветным голосом.
Сказать, что уже нашел? Я пожал плечами:
– Ничего. Спасибо.
Я вернулся в кабачок, выпил свой грог, расплатился и, вежливо распрощавшись с компанией, небрежно вскинув палец к полям шляпы, направился к выходу, сопровождаемый взглядами четырех пар глаз. Кто-то сказал вслед:
– Он, верно, и есть...
Снаружи еще шел дождь, но слабее. Не торопясь, я снова пошел в направлении улицы Фран-Буржуа. Там полновластно царили тишина и спокойствие. Никакого подозрительного столпотворения не замечалось перед зданием, где одна из квартир скоро станет вакантной. Я купил вечернюю газету у охрипшего газетчика и пристроился с ней в ближайшем бистро, заполненном симпатичной публикой, среди которой и затерялся. Разговоры вертелись вокруг самых разных тем, всех, кроме убийства. Два-три раза мне послышался характерный сигнал полицейской машины, но, видимо, это у меня в голове шумело... Сильно шумело. К тому же, префект полиции запретил пользоваться сигналом. Впрочем, в какой-то момент я оказался не единственным, кто различил зарождающийся вдалеке и нараставший, по мере приближения, звук сирены. Пожарные? Пожарные имели право пользоваться предупредительным сигналом.
– Где-то пожар, – отметил мальчишка, рассмеявшись собственным словам.
– Ага, или потоп, – ответил его приятель.
– Или какой-нибудь тип угорел.
Машина пожарных проехала по соседней улице, по-прежнему сигналя, и скрылась в ночи. Я расплатился и прошел к телефону. Тэмпль, 12-12. Я дважды набирал номер, с интервалом в несколько минут. Мне казалось, что я слышу, как звонок гремит в темноте, тяжесть которой я словно ощущал на моих плечах. Никакие густые усы со шляпой над ними не сняли трубку, чтобы мне ответить.
Я вернулся домой и лег спать без ужина, больной, как тысяча собак.
Проснулся я на следующий день около полудня.
Дождь прекратился. Барометр показывал ясную погоду. Мое настроение тоже улучшилось. Не считая головной боли, я чувствовал себя много лучше, чем накануне в это же время. Мое состояние увеличилось на пятьдесят тысяч франков, а состояние финансов влияет на состояние духа и тела. Однако, я все же был здорово разбит. Удар по голове не прошел даром.
Из постели я позвонил Элен узнать, что новенького в агентстве. Ничего. Я сказал секретарю, что опасаюсь, будто подхватил грипп, и что она вряд ли увидит меня в этот день. Куколка ответила, что как-нибудь примирится с этим.
Покончив с делами, я оделся и вышел позавтракать. Я скупил утренние выпуски всех ежедневных газет, еще имевшиеся в продаже. Писали обо всем – от ООН до НАТО, в Бельвиле обманутый муж убил жену, чтобы отомстить за поруганную честь ("предлог", сказал бы Феликс Фенеон), из троих осужденных, недавно сбежавших из тюрьмы, двоих поймала служба исправительных учреждений, а третий, Роже Латюи, прозванный, лучше не спрашивайте, почему, Жеманницей, оставался в бегах; Мерлин Монро и Джина Лоллобриджида собирались сниматься вместе в фильме под названием "Орел и Решка". Должно быть, враки. Но напрасно я читал все подряд, нигде не упоминалось о случае с Кабиролем. Первые вечерние выпуски также молчали об этом. Если никто не решится сообщить полиции о смерти ростовщика, у того будет шанс спокойно сгнить у себя на третьем этаже и заразить чумой весь квартал. Неприятная перспектива, от размышлений о которой меня оторвало лишь чтение 13-часового выпуска "Крепюскюль".
Читать дальше