Крис Хендерсон - Бесплатных завтраков не бывает

И с Джеффом Энтони в ближайшее время встречи не произойдет. Но когда-нибудь мы встретимся непременно. Я расслабился и позволил судьбе и мисс Джин Уорд, умеющей улыбаться сквозь слезы, немножко сбить себя с толку. Я не виноват в смерти Карраса и не испытываю угрызений совести: пусть бросят в меня камень те, от кого никогда не уходили их любимые, кому никогда не казалось, что с любовью покончено навеки. И те, кого нежданный всплеск чувств никогда не превращал в счастливого мерзавца, которому ни до чего нет дела. Впервые за долгие годы мне выпало чуть-чуть счастья — ну, казните меня за это!

Что говорить — на душе у меня было погано: человек погиб оттого, быть может, что в нужную минуту я не смог снять телефонную трубку. И все-таки — я не жалел о том, что заставило меня уйти из кабинета, когда Каррас, быть может, звонил туда. Меня не оказалось на месте — и человека нет в живых. Но ведь я не Господь Бог. И не ясновидящий, будущее предсказывать не умею. А умею я всего-навсего очищать дерьмо, которое наваливает у моей двери настоящее.

И делаю это с помощью машинки, висящей в кожаной кобуре у меня год мышкой. Еще раз проверив, легко ли она оказывается в руке, я вышел из кабинета и запер дверь. Дело явно шло к развязке.

Ну и отлично. Лично я — готов.

Мы стояли перед дверью номера. Муки стучал в нее и останавливался, ожидая отклика. Но я-то знал, что отклика не будет. По дороге из холла сюда, в коридор, Рэй трижды предупредил, что прокрутит меня через мясорубку, если я напрасно поднял тревогу. Постепенно я стал все яснее понимать, что участь эта постигнет меня в любом случае — что бы ни обнаружили мы в номере и даже если не обнаружим ничего.

Наконец капитану надоело смотреть, как Муни колотит своими кулачищами, удивительно похожими на оковалки ветчины, в обитую железом дверь, и он приказал отельному охраннику отпереть замок, что и было сделано. Мы вошли в номер. Все на первый взгляд было нормально. Легкий беспорядок, разбросаны газеты и какая-то одежда, но на место преступления не похоже. Но, повторяю, только на первый взгляд.

В самой атмосфере висело что-то такое, что не позволило Рэю и Муни завопить о попусту потраченном времени. Может быть, они не вцепились мне в глотку, увидав на туалетном столике разбитую лампу, выглядывающую из-под наброшенных на нее каррасовских шортов. Стараясь держаться поближе к стеночке, мы прошествовали в ванную. Вот там мы и увидели кое-что.

Каррас валялся в ванной. По всей видимости избиение, от которого три стены из четырех были забрызганы кровью и мозгами, началось у двери, а потом жертву втащили внутрь и бросили в ванную. Впрочем, может быть, он сам прибежал сюда, пытаясь запереться. Так или иначе, он умер, и смерть его была мучительна.

Скрутили его мгновенно — связали и заткнули рот его же собственной одеждой. И потом, наверно, наступила тишина, нарушаемая только звуками глухих ударов и треском ломающихся костей. И бедолага Каррас стал просто грудой мяса и собственном соку. Все было сплошь залито кровью: пол от стены до стены, и сами стены, и даже на потолке виднелись кровавые подтеки. Оба глаза были выхлестнуты из орбит, и вытекающий белок смешался с лужицей уже подсохшей и почерневшей крови.

Под кожей причудливыми буграми выпирали переломанные кости, кое-где прорвав ее острыми краями, осколки похрустывали под ногами на полу, приклеились кровью к ванне и стенам. Каррас — рот его был заткнут кляпом — лежал грудью на бортике ванны, но при этом талона его была совершенно противоестественным образом вывернута вверх и точно рвалась прочь из фаянсового гроба. Одна сломанная нога была подогнута, другая свешивалась наружу. Когда Рэй сделал попытку перекинуть ее через бортик, кожа от прикосновения разошлась, и брызнула кровь, оставив пятнышко на кафеле. Пятнышко-то отмоют, а вот будут ли зашивать Карраса перед тем, как опустить его в могилу, — не знаю.

— Ну и ну, — нарушил молчание Муни. — Остается надеяться, что парень не был донором и ни с кем не договаривался о пересадке своей требухи, если нет, — он крепко надул тех, кто на нее рассчитывал.

Мне мучительно захотелось сгрести его за лацканы и ткнуть жирной смеющейся мордой в стену. Даже не ткнуть, а потыкать раз пять-шесть. Мне не было дела до того, что он часто наблюдает подобные картины и со временем научился не воспринимать их. Мне не было дела до того, что от жары я совсем взбесился и готов был разрядиться любым способом, не думая о последствиях. И вообще ни о чем не думая.