Картер Браун - Клоун

– В связи со сложившейся ситуаций, это совсем не так просто сделать, – ответил он. – Между Чейзом и Яносом существовало определенное соглашение. Оба они являлись пайщиками фирмы. Людвигу принадлежали шестьдесят процентов всего дела, а вместе с этим, следовательно, и право решающего голоса. Так обычно и бывает в аналогичных случаях. Было между ними заключено и соглашение на тот случай, если один из пайщиков внезапно умрет. Оставшийся в живых пайщик автоматически получает право выкупить оставшуюся часть согласно уже заранее оговоренным условиям. Но теперь, когда оба мертвы, я не совсем представляю себе, как будет решен вопрос. Теоретически, как я полагаю, наследникам Чейза должна быть выплачена соответствующая сумма, специально оговоренная в соглашении, а все дело должно перейти к наследникам Яноса. Вы следите за ходом моих рассуждений?

– Да, конечно, – ответил я. – Но давайте начнем с другого. Кто наследует Чейзу?

– Судя по всему, близких родственников у него нет, – ответил мне Хиланд. – Наследником будет двоюродной брат, который живет в Нью-Йорке.

– А как обстоит дело с Яносом?

– Тут единственной наследницей является жена.

– К ней перейдет все состояние?

– До последнего цента. – Казалось, что Хиланд не совсем рад такой перспективе. – Весь капитал фирмы, дом, земельный участок, ценные бумаги. Все вместе это составляет весьма солидное состояние.

– Нельзя ли поточнее?

– С точностью до цента я, конечно, сказать не могу, но думаю, что около пятисот тысяч.

– Без всяких вычетов?

– За исключением доли Чейза, которая будет составлять приблизительно тысяч пятьдесят.

– Значит, Нина Янос станет наследницей состояния в четыреста пятьдесят тысяч?

– Да, – ответил он сухо.

– А как вы думаете, Людвиг Янос мог бы совершить убийство? – спросил я, меняя тему разговора.

Ему понадобилось какое-то время, чтобы осознать смысл моего вопроса, затем он медленно кивнул головой и сказал:

– Если его вывести из равновесия, мог сделать все, что угодно. Он совершенно терял над собой контроль. Я сам неоднократно был свидетелем этого. Но он никогда бы не смог совершить заранее обдуманного и подготовленного убийства. Убить он мог только в состоянии аффекта. Вас удовлетворяет мой ответ, лейтенант?

– Угу… А вы знаете некоего Дэвида Шепли?

– Кажется, я встречался с ним, но всего один раз. Правда, я знаю, что он и Людвиг раньше работали вместе… Пока Людвиг не женился на женщине, на которой собирался до этого жениться Шепли.

– Я признаюсь, до сих пор не могу понять, почему Янос покончил жизнь самоубийством, – сказал я. – Или он действительно был виновником смерти Чейза и Эндерсона? Или понял, что у него нет иного выхода из создавшегося положения?

– В любом случае ему нужно было бы сначала позвонить мне, – вздохнул Хиланд. – Я, правда, не защитник, но в любом случае попытался бы удержать его от этой глупости.

– Я попробовал это сделать, – ответил я. – Но у меня ничего не вышло. Давайте теперь предположим, что Янос не виновен в смерти Чейза и Эндерсона. В этом случае возникает очень важный вопрос: кому было выгодно так искусно взвалить на него подозрение и этим довести его до самоубийства?

Хиланд пожал плечами.

– Его жене…

– Может быть, кому-нибудь еще?

– Если иметь в виду только финансовую сторону дела, то больше просто некому, – решительно ответил он. – Но ведь не всегда деньги являются важным мотивом для наших поступков, не так ли? Бывают и другие причины. Например, месть.

– Вы знаете кого-нибудь, у кого мог быть иной мотив?

– Возможно, Шепли… – Он невесело улыбнулся. – Вы знаете, у вас очень опасная манера беседовать, лейтенант. Если я не буду начеку, боюсь, что начну рассказывать вам и о своей интимной жизни.

Я тоже улыбнулся в ответ.

– Не могли бы вы мне сообщить что-либо, что помогло бы в моем расследовании, мистер Хиланд? – спросил я без особой надежды.

– Увы, думаю, что нет. – Он забарабанил пальцами по столу. – Хотя минутку… Правда, не знаю, имеет ли это какое-нибудь значение для вашего расследования. Дело вот в чем. Все считали, что Людвиг должен умереть еще полгода назад. Но потом выяснилось, что ему был поставлен неверный диагноз.

– Может быть, вы расскажете об этом поподробней? – попросил я.

– Врачи сказали ему, что у него карцинома и что жить ему оставалось не более полугода, в крайнем случае год. Но потом выяснилось, что врачи ошибались. Опухоль оказалась не злокачественной, но Людвиг узнал об этом после операции. Врач, который поставил ему неправильный диагноз, сразу после операции уехал из этих мест и поселился где-то на восточном побережье.