Дэн Симмонс - Лютая зима [Отмороженный]

– Надеюсь, что сейчас еще не слишком рано для ленча, – сказал Эмилио, провожая ее в столовую, облицованную темными панелями, с потемневшими потолочными балками и без окон. При взгляде на обстановку казалось, что ее могла подобрать Лукреция Борджиа [15]на закате своих дней. – Немного перекусим, – предложил Эмилио, указывая величественным жестом на стол и буфет из темного дерева, прогибавшиеся под тяжестью больших блюд с макаронами, мясом, рыбой, печально пялившей глаза в потолок, кучи пылающих оранжевым заревом омаров, картофеля, приготовленного тремя разными способами, длинных батонов итальянского хлеба и полудюжины бутылок крепкого вина.

– Изумительно, – воскликнула Анжелина. Эмилио Гонзага придвинул ей черный стул с высокой спинкой. Как всегда, от толстяка пахло потом, сигарами, гнилыми зубами и чем-то еще, наподобие хлорки или несвежей спермы. Она снова улыбнулась ему самым скромным образом. Он занял свое место во главе стола, слева от нее, и один из свиноподобных телохранителей подвинул ему стул.

За едой они говорили о делах. Эмилио был одним из тех уверенных в своей неотразимости самовлюбленных болванов, вроде бывшего президента Клинтона, которые любят улыбаться, разговаривать и смеяться с набитым ртом. Это было еще одной из причин, по которым Анжелина на шесть лет удрала в Европу. Но теперь она не пыталась что-то строить из себя, внимательно слушала, кивала и старалась говорить разумно, но без умничанья, больше соглашаться, но так, чтобы ее нельзя было счесть уступчивой, а на заигрывания Эмилио отвечала в меру весело, но так, чтобы отнюдь не показаться похожей на гулящую девку.

– Итак, – сказал он, плавно переходя от деловой стороны нового слияния и приобретения компаний, которое он готовил и в ходе которого семейству Фарино предстояло кануть в пропасть забвения, а Гонзаге – завладеть всем, – эта штука с разделением властей, эта мысль о том, чтобы мы втроем держали в руках все вещи, – уровень образованности Эмилио очень хорошо проявлялся в том, как он произносил это слово – «вэшши», – это ведь как раз то, что старики римляне, наши предки, обычно называли тройкой.

– Триумвиратом, – поправила Анжелина и тут же пожалела, что не вовремя открыла рот. Терпи дураков, – учил ее граф Феррара. – А потом пускай уже они мучаются.

– Что-что? – Эмилио Гонзага что-то выковыривал из дальних коренных зубов.

– Триумвират, – повторила Анжелина. – Так римляне называли то время, когда у них было три лидера одновременно. А тройка – это русское слово, обозначающее трех лидеров… и вообще три штуки чего-нибудь. Они раньше так называли трех лошадей, запряженных в сани.

Эмилио хмыкнул и оглянулся. Две «шестерки» в длинных белых куртках, которых он держал в комнате вместо официантов, стояли, сложив руки на ширинках, и с сосредоточенным видом пялились в пространство. Мики Ки и второй телохранитель дружно уставились в потолок. Никто не подал виду, что заметил, как дона поправили.

– Так или иначе, – сказал Эмилио, – но суть в том, что выигрываете вы, выигрываю я и больше всех выигрывает Малыш Г… Стивен… он выигрывает больше всех. Как было в старые времена, только без драки. – Последнее слово у Гонзаги прозвучало почти как «дураки».

Да, как в старые времена, только на сей раз бог выбирает тебя, мне отводится роль твоей шлюхи, а Стиви становится покойником через несколько месяцев после выхода из тюрьмы, – мысленно перевела Анжелина. И подняла бокал с тошнотворным каберне.

– За новые начинания! – бодро воскликнула она.

Зазвонил сотовый телефон, который ей дал Курц. Эмилио перестал жевать и нахмурился, недовольный нарушением этикета.

– Прошу извинения, Эмилио, – сказала Анжелина. – По этому номеру могут звонить только Стиви, его адвокат и еще несколько человек. Я должна ответить. – Она вышла из-за стола и повернулась спиной к свинье на троне. – Да?

– Сегодня вечером играют «Сейбрз», – услышала она голос Джо Курца. – Приходите на матч.

– Хорошо.

– После первой же серьезной травмы на поле идите в женскую комнату, находящуюся около главных дверей. – Он отключился.

Анжелина убрала телефон в свою крошечную сумочку и снова села за стол. Эмилио с громким хлюпаньем гонял языком во рту послеобеденный ликер, как будто полоскал рот водой.

– Недолгий разговор, – заметил он.

– Но приятный, – ответила Анжелина.

«Шестерки» принесли кофе в огромном серебряном кофейнике и пять сортов печенья.