Дэн Симмонс - Лютая зима [Отмороженный]

Его номер – вернее, два больших смежных номера – занимал выходящий в переулок угол и имел не одну, а две проржавевшие пожарные лестницы. Двери лифта выше пятого этажа были наглухо заварены, так что Курцу приходилось проходить пешком последние три этажа каждый раз, когда он приходил или уходил. Это было маленькой предосторожностью, позволявшей знать, что его кто-нибудь посетил, и предупреждавшей о том, что кто-то пытается посетить его. И менеджер, и дневной портье – их обоих звали Пети, – и Глория, ночной портье, каждый месяц получали немалую мзду, вполне достаточную для того, чтобы сообщать Курцу по сотовому телефону о том, что кто-то, неизвестный им, поднимается к нему на лифте или по лестнице.

Курц решил войти с черного хода – на тот случай, если Брубэйкер оставил своего кореша Майерса в вестибюле. Впрочем, это было маловероятно, так как полицейские в штатском, как змеи или монахини, всегда ходят по двое. Он прошел через заброшенную кухню на черную лестницу, поднялся на третий этаж, там вышел на вонючую главную лестницу и уже по ней добрался до восьмого. На шестом этаже Курц увидел две пары следов, четко отпечатавшихся в густой пыли, которую он не убирал с лестницы, а временами даже подсыпал. У Брубэйкера, имевшего больший размер ноги – Курцу раньше выпала возможность выяснить это, – протерлась подметка, и на отпечатках в пыли можно было заметить дыру. Все это означало примерно то, чего он ожидал.

Следы тянулись посередине пыльного и темного коридора – Курц всегда ходил почти вплотную к стенам – и уходили за открытую дверь его номера. Детективы спокойнейшим образом сломали дверь, выбив замок и сорвав петли. Курц напрягся, напружинил мышцы живота и вошел в свое жилище.

Майерс тут же вышел из-за двери и ударил его в живот; судя по ощущению, кастетом. Курц упал и попытался откатиться к стене, но Брубэйкер успел выйти из-за противоположной стороны дверного проема и пнуть Курца в голову; впрочем, пинок пришелся в плечо, так как он сжался и снова перекатился.

Майерс носком ударил его по левой ноге, отчего у Курца сразу онемела икроножная мышца, а Брубэйкер – более высокий, более уродливый, более резкий из этой пары – вынул свой 9-миллиметровый «глок» и приставил дуло к мягкому участку позади левого уха Курца.

– Дай нам объяснение, – прошипел детектив Брубэйкер.

Курц не двигался. Он все еще не мог дышать, но знал по опыту, что парализованные ударом мышцы живота и диафрагма расслабятся раньше, чем он потеряет сознание от недостатка кислорода.

– Дай мне хоть какое-то ё…ое объяснение ! – крикнул Брубэйкер, передергивая затвор пистолета. Этого совершенно не требовалось, так как пистолет был самовзводным, просто на вид и на слух это действие производило весьма драматичное впечатление.

– Спокойнее, спокойнее, Фред, – произнес Майерс почти искренне встревоженным тоном.

– На х… твое «спокойнее»! – рявкнул Брубэйкер, обрызгав щеку Курца слюной. – Этот поганый… – Он сильно стукнул Курца по шее взведенным пистолетом и пнул его ногой в копчик.

Курц охнул, но не пошевелился.

– Приласкай-ка его, – распорядился Брубэйкер.

Курц лежал неподвижно. «Глок» Брубэйкера теперь был приставлен к его виску, а Майерс грубо обыскивал его, дергая полы полупальто так, словно хотел оторвать пуговицы, и выворачивая карманы наизнанку.

– Фред, он чистый.

– Скотина! – Дуло пистолета больно ткнуло Курца в лицо под левым глазом. – Сядь, говнюк, руки за спиной, спиной к стене.

Курц повиновался. Майерс удобно уселся на подлокотник пружинного дивана, который Курц использовал и как кровать, и как мебель. Брубэйкер стоял на расстоянии в пять футов от Курца, держа пистолет все так же нацеленным ему в голову.

– Надо бы мне шлепнуть тебя прямо сейчас, соска поганая, – с задумчивым видом проговорил Брубэйкер. Он погладил карман своего дешевого костюма. – У меня есть из чего. И бросить тебя здесь. Прежде чем какой-нибудь засранец тебя здесь отыщет, крысы уже наполовину сожрут твой труп.

Прежде чем кто-нибудь меня здесь отыщет, они сожрут весь труп , – мысленно поправил его Курц. Он, впрочем, не собирался говорить это вслух.

– Призрак Джимми Хэтуэя смог бы наконец упокоиться с миром, – добавил Брубэйкер. В его голосе снова прорезались истерические нотки; было видно, как напрягся палец, лежащий на спусковом крючке.

– Фред, Фред, – проронил Майерс, изображая хорошего полицейского. Или по крайней мере наполовину нормального полицейского. Полицейского, который не является преступником и убийцей.