Джеймс Чейз - Ложное обвинение

Но заснуть я не мог. Меня мучила мысль о курении, к которой потом присоединилась и мысль о еде. «Когда тебе хочется есть, – говорил сержант Пирсон, – подумай о крови врага, который обрек тебя на голод». Интересно, сержант Пирсон думал о крови врага, когда висел на кольях в яме? Как бы то ни было, а я стал думать о Красавчике. Что он сейчас поделывает? По всей вероятности, выясняет, кто еще вместе со мной занят расследованием. В таком случае О'Брайен в опасности.

Я в бессильной ярости стиснул зубы. О, если бы мне добраться до Красавчика! Уж он бы умер у меня не легкой смертью от пули. А что, интересно, делает мой приятель Рон Флетчер? Постепенно мои мысли стали путаться, и я задремал. Когда я проснулся, в маленьком окошке под потолком было видно вечернее небо и одинокую звезду, которая сияла неправдоподобно ярко в этой кромешной тьме.

«Они хотят уморить меня голодом!» – вдруг мелькнула у меня страшная мысль. Вот почему они сразу меня не застрелили, а оставили гнить в этой преисподней. Чем дольше я думал об этом, тем больше убеждался в правдоподобности этого предположения. Смерть показалась мне настолько реальной и близкой, что я даже вскочил на ноги, словно надеясь отогнать ее.

Я пережил все ужасы войны, вернулся на родину и теперь должен умереть. Смерть будет мучительной, подумал я. Потом мои руки машинально стали шарить по поясу, расстегивая и стаскивая ремень не гнущимися от холода пальцами. Я быстро сделал петлю и, сам удивляясь своей деловитости, стал прикидывать, на какую скобу ее прицепить. Потом я поднялся по скобам к решетке и пристегнул ремень к ней. Мне страшно не хотелось этого делать, но я не мог доставить удовольствие Красавчику, который будет приходить каждый день и смотреть на мое истощенное голодом тело, наблюдая, как смерть неотступно овладевает мною. Это было мучительно! От одних только этих мыслей сознание мое мутилось.

Перед моими глазами, как в фильме, который пустили со скоростью, в тысячу раз превышавшей положенную, пронеслись события последних дней. Я сунул голову в петлю. Уже тогда, когда я оторвал ноги от скобы, в моей памяти возникла Алиса Керью, с лицом, прижатым к металлическим прутьям решетки. «Заклинаю вас, помогите мне», – сказала она… Неоплаченный долг Джону Керью.

Непослушными руками я пытался сорвать с себя петлю, захлестнувшую шею и вытягивающую из меня остатки жизни… Неоплаченный долг Джону Керью – пронеслось у меня в голове. Неоплаченный долг Джону…

Мир взорвался у меня перед глазами цветными красками калейдоскопа. Что-то ударило меня сверху. Острая боль пронзила тело. Но это все были пустяки.

Я знал, что я жив.

Под тяжестью моего тела решетка, вмонтированная в проем окна, была вырвана из гнезда, и я упал на каменный пол с пятиметровой высоты. Я поднялся на ноги и ощупал себя. Ничего не было повреждено. Я поднял голову. Там, в проеме окна, на небосклоне по-прежнему сияла одинокая звезда.

Моя звезда.

Но теперь во мне уже проснулась ненависть.

Я подобрал с пола пиджак и, вцепившись в скобы, полез наверх. Окошечко было маленьким, и я с трудом протиснул туда свои плечи.

Внизу, в двух метрах от меня, плескалось море. Вверх уходила гладкая бетонная стена метров шести высотой. Оттолкнувшись от края уступа, на котором я стоял, я прыгнул в воду. От холодной воды перехватило дыхание. Вынырнув, я медленно поплыл вдоль бетонной стены. Через несколько метров моя рука наткнулась на железную лесенку, всю заросшую водорослями. Вцепившись в нее негнущимися пальцами, я стал подниматься. Вода потоками стекала с меня.

Поднявшись по лесенке, я очутился на ровной бетонной площадке, освещаемой призрачным светом луны. Тень, которую отбрасывала моя фигура, выросла до невероятных размеров. Неподалеку от берега стояло какое-то судно, поблескивая огнями. Я пересек бетонную площадку и оказался возле каменного строения. Разыскав дверь, я увидел, что из-под нее пробивается узкая полоска света. Длинное окно, похожее на бойницу, было занавешено, но между шторами оставался узкий просвет, в который я увидел человека, сидящего на стуле перед дверью. На коленях у него лежал автомат.

Я прошел дальше вдоль стены. Она привела меня к пропасти из бетона, в которой тоже плескалась вода. Вдоль дома шел узкий, всего в полфута, карниз. Из окна, которое находилось в десяти метрах от угла, лился неяркий свет.

Я сбросил с себя мокрую одежду и, оставшись в одних плавках, ступил на карниз босыми ногами.