Джеймс Чейз - …И вы будете редактором отдела

Джун, в небесно-голубом шелковом платье, обтягивавшем ее, как кожа, сидела у окна, закинув ногу на ногу. Выставленные напоказ красивые коленки сразу привлекли внимание Гранди, и на его угрюмом смуглом лице появилось более оживленное выражение.

Я представил его Карлотти, и мы сели. Чалмерс долго смотрел на Карлотти, потом бросил своим лающим голосом:

– Выкладывайте факты.

Последние три года я знал Карлотти довольно близко. Мое мнение о нем как о полицейском было не ахти какое. Я знал, что он дотошен и слывет человеком, распутывающим дела, за которые берется, но асом я его никогда не считал. Когда же в последующие двадцать минут я посмотрел, как он противостоял Чалмерсу, мое мнение о нем в корне изменилось.

– Факты, синьор Чалмерс, – спокойно начал он, – будут в высшей степени неприятны для вас, но, раз вы настаиваете, мы их вам выложим.

Чалмерс сидел неподвижно, толстые руки в веснушках сжаты на столе, в зубах дымится сигара. Взгляд его колючих глаз цвета дождя был устремлен на Карлотти.

– Что они неприятны, пусть вас не волнует, – отрезал он. – Я вас слушаю.

– Десять дней назад ваша дочь вылетела из Рима в Неаполь. Из Неаполя пригородным поездом она доехала до Сорренто, где нанесла визит агенту по продаже недвижимости, – заговорил Карлотти, как будто отрепетировал эту речь, выучив ее наизусть. – Агенту она представилась как госпожа Дуглас Шеррард, жена американского бизнесмена, прибывшего в Рим на отдых.

Я бросил быстрый взгляд на Чалмерса: лицо бесстрастное, сигара попыхивает, руки безвольно лежат на столе. Я перевел взгляд на его «платиновую» блондинку. Та смотрела в окно и виду не подавала, что слушает.

– Она хотела снять какую-нибудь виллу на месяц, – продолжал Карлотти на своем размеренном и безупречном английском. – Она просила домик, стоящий на отшибе, финансовая сторона роли не играла. Так уж вышло, что у агента оказалось одно такое местечко. Он свозил синьорину на виллу, и она согласилась ее снять. Она выразила желание, чтобы кто-нибудь присматривал за домом, пока они будут там жить. Агент договорился с женщиной из близлежащей деревни, чтобы та приходила и выполняла необходимую работу. Эта женщина, Мария Кандалло, сказала мне, что двадцать восьмого августа она пришла на виллу, где нашла синьорину, которая несколькими часами раньше приехала в «линкольне» с открывающимся верхом.

– Машина была зарегистрирована на ее имя? – спросил Чалмерс.

– Да, – ответил Карлотти.

Чалмерс стряхнул пепел с сигары, кивнул и сказал:

– Продолжайте.

– Синьора сообщила Марии, что на следующий день приезжает ее муж. По словам этой женщины, она нисколько не сомневалась, что синьорина очень любит этого мужчину, которого она называла Дугласом Шеррардом.

Тут впервые чувства Чалмерса заявили о себе: широкие плечи сгорбились, а веснушчатые руки сжались в кулаки.

– Двадцать девятого утром, – продолжал Карлотти, – Мария пришла на виллу в 8.45. Она помыла посуду после завтрака, протерла пыль, навела порядок. Синьорина сказала ей, что поедет в Сорренто встречать неаполитанский поезд, прибывающий в 15.30. Этим поездом, заявила она, приезжает из Рима ее муж. Около одиннадцати Мария ушла. Синьорина как раз расставляла цветы в гостиной. После этого, насколько нам известно, живой ее не видели.

Джун Чалмерс поменяла положение ног, снова закинув одну на другую, и, повернув красивую голову, пристально посмотрела на меня. Задумчивый взгляд этой привыкшей к земным благам женщины смутил меня, и я отвернулся.

– Что произошло между 11.00 и 20.15, остается только гадать, – говорил Карлотти. – Возможно, этого мы никогда не узнаем.

Глаза Чалмерса будто спрятались за веками. Он подался вперед.

– Почему 20.15? – спросил он.

– Это время, когда она умерла, – объяснил Карлотти. – Я полагаю, тут не может быть никаких сомнений. Ее наручные часы разбились при падении. Они показывали это время.

Я оцепенел. Ничего себе новость. Выходит, когда Хелен сорвалась, я искал ее на вилле. И если это станет известно, ни один человек, включая судью и присяжных, не поверит, что я не причастен к ее смерти.

– Я хотел бы утверждать, – продолжал Карлотти, – что смерть вашей дочери наступила в результате несчастного случая, но в данный момент я этого сделать не могу. Хотя все говорят о том, что это именно так. На вершину утеса она отправилась с кинокамерой, это несомненно. Вероятно, когда снимаешь, так увлекаешься, что не видишь, куда идешь.