— Нет.
— Гораздо больше всех уже существующих организаций польских, русских и других, бежавших от европейских тюрем. На них натыкаешься на каждом шагу. Половина из них — такие же безобидные организации, как и общества “Кому за тридцать”. Из остальных одни — разведывательные организации ряда африканских государств, другие — организации политических изгнанников, которые хотят вернуться на родину, влекомые ветром перемен. Некоторыми из них управляют идеалисты, но большинство — авантюристы и пройдохи. Некоторые их действия могут вызвать смех, другие — слезы, а от некоторых кровь стынет в жилах. Вообще-то, все они — мелочь, но нам приходится держать их в поле зрения. Твой интерес к Джозефу Боване, естественно, разжег мое любопытство. Он был одним из кровезамораживателей — наемный убийца.
— И кто его нанимал?
— Я не знаю. Поэтому-то я и говорю с тобой, старина. — Он встал. — Мысля логически — а я не сомневаюсь, что ты пришел к этому еще до меня — если он хотел убить тебя, значит, кто-то очень не хочет, чтобы ты занимался поисками или чем-то еще для О'Дауды.
— О'Дауда говорит, что это была ошибка. Им нужен он.
— Может быть, может быть. И говоря между нами, старик, я бы не пролил слезу. Но это не для записи.
— Тогда что, — спросил я, — ты здесь делаешь?
Он был искренне удивлен.
— Как, просто беседую. Не видел тебя тысячу лет. Мне всегда приятно поговорить с тобой.
— Тебе, конечно, не пришло в голову, что, возможно, О'Дауда устроил Боване аварию с летальным исходом?
— Я уверен, что это он. — Он очаровательно и обезоруживающе улыбнулся. — И так же, как мы не можем схватить за руку больших ребят, стоящих за контрабандой золота через Лондон, Бейрут и Калькутту, хотя мы их всех прекрасно знаем, мы не можем сделать это и с О'Даудой. Они отдают приказы, но эти приказы спускаются вниз по очень тонкой, неуловимой, подобно осенней паутинке цепочке.
— Поэтично.
— Совсем нет, старина. Паутина наиболее видна поздней осенью, в начале декабря. Кстати, в это же время едят гусей. И на сковородку всегда попадает только глупый гусь.
— Еще минута, и у меня навсегда пропадет аппетит к гусиному паштету.
— У тебя не пропадет.
Я открыл для него дверь и спросил:
— У Ярда или Интерпола есть что-нибудь на О'Дауду?
Я увидел, как сузились кошачьи глаза, и мне стало чертовски ясно, что сюда он пришел не просто так, и уж, конечно, не для милой беседы.
— Абсолютно ничего. Он — уважаемый миллионер. Все, что нам известно о нем, можно найти в альманахе “Кто есть кто”... ну, почти все.
— И тебе от меня ничего не нужно?
— Старик, ты говоришь как нашкодивший мальчишка, который был вызван на допрос и с удивлением обнаружил, что его отпускают.
— Я он и есть. Обычно, ты не тратишь время вот так.
— Был бы рад быть тебе полезен. Но нам от тебя ничего не нужно. Конечно, если в процессе своей работы ты наткнешься на что-нибудь, что, по-твоему, будет представлять серьезный интерес для полиции, можешь дать мне знать. Или, так как ты будешь искать эту машину за границей, позвони в Интерпол комиссару Мазиолу.
— Как ты узнал, что это — машина?
— Старина, Миггз мне сказал. Дай знать, если наткнешься на что-нибудь интересное.
— Что, например?
— Все, что привлечет твое внимание. Мы всегда рады помощи от общественности. Даже если это анонимное письмо.
— Вы получили такое письмо, касающееся О'Дауды?
— Да, совсем недавно. Естественно, не могу передать тебе его содержание.
— Какой был почерк? Мужской или женский?
— Не могу сказать, старик. Оно отпечатано на машинке и не подписано. Ну, смотри в оба.
Он ушел.
Иногда мне казалось, что в своей конспирации я захожу слишком далеко. Но по сравнению с ними я был зеленый новичок. Моя предстоящая работа мне совсем не нравилась. С самого начала стали возникать осложнения: Бована стрелял в меня, Джулия хотела, чтобы я отказался от этой работы, а теперь Гаффи, наверное, идет по Нортумберленд Авеню, умирает со смеху, зная, что зацепил меня там, где хотел, и совершенно не спешит сообщить мне, где именно. Мне следовало бы остаться твердым и взять отпуск. Но было уже слишком поздно.
Я подошел к книжной полке и вытащил выпуск “Кто есть кто” трехлетней давности... Ну, а кто будет каждый год покупать новый за шесть фунтов? Тренируя запястье, я донес почти трехкилограммовый фолиант до стола в одной руке.
О'Дауда там был. Вот он. И, судя по статье, было очевидно, что ему наплевать на то, есть он там или нет.
Читать дальше