Эд Макбейн - Джек и Фасолька

— Ты думаешь, Джек Мак-Кинни продавал кокаин? Не коров?

— Нет, сэр.

— Ты только что сказал…

— Я думаю, здесь может быть другое, Мэтью. Парень с испанским акцентом продавал «девушку»…

— Какую девушку?

— Наркотики. «Девушка», «кок», «снежок», «ароматная конфетка» — это все названия кокаина. «Чем синее, тем „девушка“ лучше», — ты никогда не слышал такого выражения?

— Нет, никогда.

— Опытный делец проверяет «кок» с помощью тиоцианида кобальта, чтобы удостовериться, что это не детская присыпка или еще какая-нибудь дрянь. Если порошок становится синим, это кокаин. Настоящее чистое зелье становится ярко-синим. Век живи, век учись.

— Ты на самом деле думаешь, что Мак-Кинни покупал кокаин у этого парня с испанским акцентом?

— Вполне возможно. Пятнадцать кило не очень хорошего зелья. За тридцать тысяч баксов.

— Это составляет четыреста пятьдесят тысяч долларов.

— Верно.

— Ты думаешь, у Мак-Кинни были такие деньги, да?

— Если он был замешан в делах с наркотиками, это не такая уж крупная сумма.

— Хорошо, — сказал я.

— Что значит «хорошо»?

— Это очень похоже на настоящую спекуляцию.

— Это так и есть. Дело, которым я сейчас занимаюсь, Мэтью, — спекуляция. Пока все отдельные куски не соберутся вместе, все это — спекуляция. Что миссис Мак-Кинни собиралась рассказать о своем хиропрактике?

— Она сказала, что он кубинец.

— Ты спрашивал ее об этом?

— Сразу после знакомства с ним. Она отвозила меня в…

— О, — сказал Блум, — и ты встретил его?

— Да, его зовут Рамон Альварес.

— Как вы познакомились?

— Я пришел к нему в контору вместе с ней.

— Этим утром?

— Да.

— И после этого в автомобиле ты ненароком спрашиваешь ее, не кубинец ли ее доктор?

— Ну, вчера вечером я спросил ее, знает ли…

— О, значит, ты был с ней вчера вечером?

— Да.

В разговоре возникла пауза. Я точно знал, о чем думает Блум. Вероника была со мной вчера вечером, и она была со мной сегодня рано утром. Блум подумал о том же, о чем и миссис Мартиндейл.

— Она тоже приходила искупаться? — спросил он.

— Она приходила поговорить.

— О хиропрактике?

— Нет. Но во время разговора я спросил, не знает ли она кого-нибудь с испанским акцентом…

— И она сказала, что ее хиропрактик испанец.

— Нет, она вспомнила повара-мексиканца, который когда-то работал у них.

— Она не вспомнила о своем хиропрактике?

— Ну, на самом деле она сказала…

— Когда? Вчера вечером или сегодня в машине?

— В машине. Она подумала, что я спрашивал о тех, кто имел отношение к ранчо. О хиропрактике она никогда бы не подумала.

— Я не верю хиропрактикам, а ты? — спросил Блум.

— Ну, они вроде бы помогают людям.

— Итак, давай говорить откровенно. Вчера вечером ни с того ни с сего ты вдруг спрашиваешь миссис Мак-Кинни, не знает ли она кого-нибудь с испанским акцентом, и она говорит тебе…

— Не совсем так, — запнулся я. — Мы говорили об убийстве ее сына, я вспомнил, что Санни…

— Она пришла, чтобы поговорить об этом? Об убийстве ее сына?

— Да.

— Что она хотела рассказать о деле?

— Она считает, что Джек знал человека, которого впустил в свою квартиру, потому что в двери есть глазок и он мог видеть, кто стоит снаружи. Он не стал бы открывать дверь незнакомому.

— Мы думали об этом, — сказал Блум сухо. — Миссис Мак-Кинни не приходило в голову, что у убийцы мог быть ключ?

— Ну… нет. Она ничего не говорила о ключе.

— Управляющий имеет запасные ключи ко всем квартирам, — сказал Блум.

— Вот как?

— Поэтому необязательно быть приятелем, чтобы войти к юноше. На самом деле он вообще мог никого не впускать. Убийца мог воспользоваться ключом.

— Она также сказала про пистолет. Вы нашли пистолет в его квартире, Мори?

— Нет. Пистолет? Нет.

— Вероника говорит, у ее сына был пистолет.

— О, она уже стала «Вероникой», да?

— Ну… да.

— Ты хорошо поработал, Мэтью.

Я вдруг вспомнил, что говорил мне Блум когда-то. «Советник, — сказал он тогда, — хорошо бы ты дал слово, что с этой минуты не будешь бегать по всей Калузе и спрашивать всех и каждого, кто, по-твоему, может быть связан с этим делом». Разговор тогда касался дела, которое он называл «небольшой немецкой путаницей», а я «трагедией Вики Миллера». Тогда его предупреждения тоже начались со слова «советник», которое в моей профессии часто имеет насмешливо-презрительный оттенок в противоположность слову «адвокат». Как я обнаружил, в таком же смысле его используют полицейские в своей профессии, у них оно было синонимом слова «стряпчий». Сейчас я не понял, чем вызвано его замечание, но звучало оно как выговор. Я ничего не ответил. Пауза на линии затянулась. Я не знал, размышляет Блум или сердится.