На этом каменистом, находящемся на отшибе берегу не сыщешь обычных любителей пляжного отдыха. А низкая температура воды, сильный ветер, более прохладный здесь, чем в городе, а также высокая волна и поздний час — солнце уже клонилось к линии горизонта — разогнали и местную публику. Колония фриков выглядела не столь многочисленной, как ожидал Конде. Две пары отважно занимались любовью в холодной воде, двигаясь в ускоренном ритме, а возле кустиков расположилась, мирно беседуя, кучка молодежи — все тощие, как бездомные собаки.
— Это кто, фрики? А, Конде? — спросил Маноло, когда лейтенант вышел из воды и вернулся к камню.
— Наверное. Для купания сегодня погода не самая лучшая, а вот пофилософствовать в самый раз.
— Не пудри мне мозги, Конде, какие из фриков, к черту, философы!
— Да, по-своему они философы, Маноло. Фрики не хотят изменить мир, но пытаются изменить жизнь и начинают с себя. Для них ничто, или почти ничто, не имеет значения, в этом их философия, и они стремятся следовать ей на практике. По мне, так это целая философская система.
— Рассказывай эти сказки самим фрикам. Постой, а фрики и хиппи — не одно и то же?
— Почти, только фрики относятся к постмодернистскому периоду.
Маноло передал Конде его ботинки и сел рядом с ним также лицом к морю.
— Конде, что ты надеялся найти здесь?
— Если честно, Маноло, сам не знаю. Может быть, понять, стоит ли накуриться марихуаны или нанюхаться кокаина, чтобы жизнь показалась легкой. Бывает, сижу вот так, смотрю на море — и вдруг понимаю, что живу неправильно и все вокруг страшный сон, который вот-вот должен кончиться, а глаза никак не разлепляются. Опять я чушь несу… Хотелось бы мне побеседовать с этими фриками, так ведь сам знаю, что ничего они мне не скажут.
— Попытка не пытка!
Конде посмотрел на ребят, тусующихся на берегу, потом на две неразлучные пары, продолжающие отмокать в море. Попытался высушить ступни и пошевелил пальцами, будто играл на трубе — или саксофоне. В итоге запихнул носки в карман и сунул в ботинки босые ноги.
— Ладно, пошли.
Они встали и зашагали, выбирая дорогу между камней, по направлению к кустам, где курили и разговаривали фрики. Там было четверо парней и две девушки, все очень юные, худые от недоедания, с отросшими нечесаными волосами. Однако в глазах у них Конде не заметил злобы или враждебности. Впрочем, как члены любой секты, юнцы держались отчужденно, очевидно веря в свое превосходство — или по меньшей мере полагая, что верят. Превосходство в чем и над кем? Еще один философский вопрос, подумал Конде и остановился в метре от компании.
— Огоньку не найдется?
Юнцы, поначалу делавшие вид, что не замечают незваных гостей, обернулись, и один, с самыми длинными волосами, протянул Конде коробок спичек. Конде из-за ветра сумел прикурить лишь с третьего раза и вернул спички владельцу.
— Кому сигарету? — предложил Конде, и длинноволосый насмешливо скривил губы:
— Ну что я вам говорил? — Он посмотрел на приятелей. — Все полицейские берут на понт одинаково.
Конде с любовью глянул на свою сигарету, будто она выделялась особым качеством, и опять затянулся.
— Не хотите, значит, сигарету? Ну ладно, спасибо за спичку. А почему вы решили, что мы полицейские?
Одна из девушек — с цыплячьей грудью и по-цыплячьи же длинными ногами — повернула лицо к Конде и коснулась пальцем своего носа:
— Носом почуяли. Мы научились полицейских по запаху различать. — И улыбнулась, довольная своим остроумием.
— Чего надо? — спросил длинноволосый, очевидно исполняющий обязанности вождя племени.
Конде улыбнулся и вдруг ощутил удивительное душевное спокойствие. Море, что ли, повлияло, или мне стало незачем притворяться?
— Поговорить, — сообщил он и сел на песок бок о бок с предводителем. — Вы ведь фрики, так?
Длинноволосый улыбнулся. Несомненно, он знал наперед все возможные вопросы незадачливой полицейской ищейки, на которые уже не раз отвечал другим представителям враждебного племени.
— У меня к вам предложение, сеньор полицейский. Поскольку у вас нет оснований арестовать нас, а нам не катит разводить с вами трындеж, мы ответим на три любых ваших вопроса, и после этого вы уходите. Согласны?
Внутри Конде шевельнулось такое же чувство принадлежности к своей группе. Как полицейский он привык задавать любые вопросы без всяких встречных условий, выкрикивать их, если сочтет нужным, и на каждый получать ответ — на то он и полицейский, и покамест его племя обладает силой, включая силу закона, дабы подчинять. Но он сдержался.
Читать дальше