Лео Мале - Солнце встает из-за Лувра

Она быстро сообразила:

– Да, да, понятно… Дядя, который как бы чихать хотел на всех и каждого?

– Совершенно верно.

– Еще бы я его не помнила!

– Почему?

– Он симпатичный и не скаредный. Если бы таких побольше! Неважно, что он трепач и чудной, как ты говоришь.

– Он приходил с тобой повидаться сегодня вечером?

– Нет,– вздыхает она,– ни сегодня, ни вообще в эти дни.

– Ну, что поделать, тем хуже для него, для тебя и для меня. Все равно спасибо тебе, Габи.

– Не за что.

Она смотрит на меня глазами побитой собаки. И спрашивает себя, к чему весь этот допрос и не свалится ли ей, подобно черепице с крыши, на голову очередная неприятность? Неприятности – она их коллекционирует всю дорогу,– и если бы они действительно имели вид черепиц, то ей хватило бы на постройку крыши нормального размера. Крыши, которая ой как бы пригодилась ей на этом тротуаре, где клиенты пристают к ней наверняка меньше, чем полицейские, и где так часто случается ненастная погода…

Внезапно меня наполняет чувство жалости.

Это, наверное, результат глухой тоски, терзающей меня с того момента, как я начал бродить по этому кварталу, где никогда ничего не происходит, который живет только ночью, и зачем, черт возьми, он живет? В. Д. Ж. Все для живота. В запахе дохлятины и овощей, выдранных из земли. И днем тут не лучше. Магазины для классов трудящихся, а также для домашней прислуги. Только вблизи площади Пале-Рояль начинаешь вдыхать менее гнусный воздух, но близость Министерства Финансов портит все впечатление. А на набережных птицы сидят в клетках. Они щебечут. Они зовут на помощь. Черта с два. Птицы Тюильри не более свободны. Они никуда не могут деться от Тюильри. Просто это более просторная клетка в великолепном обрамлении, вот и все. Для спасения птичьей чести остаются только голуби, которые без зазрения совести облегчаются на каменных дядей, плохо защищенных от этой напасти в своих нишах по улице Риволи, или на туристов, выходящих из Лувра с затуманенными от восхищения глазами.

Я все-таки в конце концов откопал своего человека как раз в тот момент, когда собирался прекратить поиски. Было уже два часа ночи. Он устроил себе сольный ужин, глотая устриц в ресторане «Полна-Коробушка», возле Фонтана Невинных. Зал в глубине ресторана, левый угол, вдали от суеты, царящей снаружи. И вдали от нескромных взглядов тоже. Я бы его прозевал, если бы не прошел в глубь ресторана, влекомый скорее рутинной привычкой, чем тонким нюхом.

В своем корректном темном, почти черном пиджаке, брюках в полоску, как у шефа секции магазина Самаритен, он производил впечатление парламентария в ожидании своего министерского портфеля Вид у него был озабоченный, но, кто знает, он, возможно, придавал исключительно важное значение своему питанию. Мне показалось, что в мае прошлого года я не заметил этой особенности. Во всем остальном он был точно таким, как прежде. Славная физиономия зрелого мужчины, не слишком зрелого (во всех смыслах этого слова), гладко выбритая, как у лакея, с несколько крупноватыми чертами, под шапкой волос, чуть тронутых сединой. В полном здравии.

Я остановился перед его столом. Он поднял глаза и узнал меня. Искорки юмора тут же загорелись в зрачках.

– Смотри-ка, Нестор Бюрма! – воскликнул он.

И добавил, развеселясь еще больше:

– Ну что, король детективов?

Я пожал плечами:

– Не такой уж король. Ваша жена мне написала.

– Как всегда… Немного с опозданием, можно сказать?

– Почта и телеграф бастовали.

– Ах, да! Ну ладно, садитесь, Бюрма. Теперь мы уже стали старыми приятелями, а? Ведь третий раз встречаемся, не так ли?

– Совершенно верно.

Я сел, повесив пальто и шляпу на вешалку.

– Вы чего-нибудь съедите? – спросил он.

– Охотно,– ответил я,– не будем терять добрых привычек… Чтобы хоть какие-то остались, если вы поняли мой намек, дорогой Лёрё. В этот раз вы мне не позвонили.

Я улыбнулся. Улыбнулся и он:

– Да будет вам, ладно, какое это может иметь значение, вы меня все равно нашли.

Он протянул мне меню:

– Устрицы, луковый суп или шатобриан?

– Шатобриан.

– Значит, два,– сказал Лёрё, поворачиваясь к официанту, который переминался с ноги на ногу в ожидании заказа.

Официант исчез. Лёрё поерзал на своем стуле и заметил:

– Можно сказать, вы принимаете всерьез свою работу?

– А куда денешься?

Выждав мгновение, я добавил:

– Похоже, что вашей супруге уже осточертели ваши отлучки, мой дорогой?