Берт Хиршфелд - Бонни и Клайд

— У меня есть одна мысль.

— Какая? — устало отозвалась Бланш.

— Почему бы тебе не вернуться домой к твоему папаше?

Она вскинула голову и с новым интересом поглядела на К. У.

— Господи, если бы только я могла! — воскликнула она. — Если бы только я могла… Ума не приложу, как я позволила, чтобы все это случилось. — Она повернулась так, чтобы лучше видеть водителя. — Ты даже не представляешь себе, кто мой отец. Он проповедник.

— Вот это да! Я и правда не знал.

Бланш энергично закивала головой.

— Это сущая правда. Я дочь проповедника.

Ротик К. У. расплылся в улыбочке, которая на время словно застыла. Немного помолчав, он спросил:

— А к какой церкви принадлежит твой отец?

— Конечно, к баптистской, — Бланш дымила сигаретой вовсю. — И главное, он так хорошо относился к Баку, хотя и знал, что тот сидел в тюрьме. Вот какой у меня папа. Он простил Бака, потому что тот оплатил свой долг перед обществом — отсидел срок.

— А мы были Последователи Христа.

— Это так по-христиански. Любовь и прощение, и все такое прочее.

Машина свернула вправо и остановилась. К. У. выключил мотор и терпеливо уставился на Бланш.

— Почему ты остановился? — удивилась она.

— Потому, что мы приехали. Вот закусочная.

— А! — протянула она и добавила с раздражением: — Тогда давай вылезать.

Ресторанчик был длинным и узким, во всю длину зала тянулся деревянный прилавок. Когда К. У. и Бланш вошли, в ресторанчике было всего несколько посетителей, среди них помощник шерифа в пыльной форме цвета хаки. Он машинально глянул на вошедших, но тотчас же потерял к ним интерес и снова уткнулся в свою тарелку. Бланш подошла к стойке, где принимались заказы, и сообщила, что хочет взять. Пока заказ выполнялся, Бланш стояла и нервно теребила сумочку. В двух шагах от нее застыл в своих размышлениях К. У., напрочь забывший об окружающих.

— Прошу, мэм, — раздался голос продавца. Он протягивал через стойку большой коричневый пакет. Бланш стала судорожно рыться в сумочке.

— Послушай, К. У. — нервно сказала она. — Я забыла деньги, мне нечем заплатить. Дай мне пожалуйста.

Шериф, не поднимая головы, покосился в сторону прилавка. Ох уж эти женщины, думал он, методично работая челюстями и прислушиваясь к сценке.

К. У. расстегнул пиджачок, чтобы вынуть деньги. Помощник шерифа перестал есть. Из кармана брюк К. У. отчетливо показалась рукоятка револьвера 38-го калибра. Полицейский опустил глаза. Когда он понял, что К. У. и Бланш удалились, то крикнул продавцу:

— Чарли! Чарли!

— Чего?

— Мне нужен телефон. Я хочу срочно связаться с шерифом Смитом. Срочно!

Обед пошел всем явно на пользу. Еда не только утолила голод, но и успокоила взвинченные нервы. Наступила темнота, и все были готовы отправиться спать. Все, кроме Бонни и Клайда. В каждом из них поселилось новое вожделение. Они были снедаемы желанием, которое отказывалось угаснуть.

Спальня освещалась одной лишь настольной лампой. Бонни сидела на постели в ночной рубашке, поджав ноги и нервно курила. Клайд сидел рядом в трусах, подперев голову рукой, в углу рта тлела сигарета, и он щурился от дыма.

— Ну давай, — потребовал он.

— Погоди, дай подумать. — Бонни зажмурила глаза. Вскоре она их снова открыла, и в них блуждал лукавый огонек.

— Ж, — сказала она.

— И, — отозвался Клайд, немного подумав.

— Л, — сказала Бонни.

— Еще Л, — сказал Клайд.

На лице Бонни выразилось недоумение. Она подумала и сказала:

— Что-то я не очень… А что там у тебя?

— Жиллет! — воскликнул Клайд.

— Жилет! — насмешливо воскликнула Боини. — Так он же пишется-то через одно Л!

— А черт!

Бонни снова рассмеялась, на этот раз весело и беззаботно.

— Ты опять проиграл. Третий раз подряд! Ты уже наполовину бол-ван! А я ум-ница!

— Может быть, — согласился Клайд, — только ты выглядишь как ске-лет, потому что у тебя на ребрах нет мяса!

С этими словами он обрушился на Бонни, тиская ее ребра. Она издала вопль и изогнулась, словно желая избавиться от его объятий.

— Перестань, Клайд. Перестань! Клайд! Клайд!

Но он и не думал отпускать ее, и они стали барахтаться на кровати, дико хохоча. Теперь она уже щекотала его, и он весело смеялся. Они открыли для себя новую свободу в отношениях — тесную физическую близость, жаркую, удивительно интимную и в то же время совершенно невинную. Эта близость нарастала, усиливалась.

— Эй, вы, потише! Поспать нельзя человеку! — завопил К. У., вскочив с кресла на другом конце комнаты.