Якоб Арджуни - Кисмет

Не прошло и пяти секунд, как я провалился в глубокий сон, а через десять — раздался тревожный звонок: ди-ли-ди-ди-ли… Еще десять секунд мне потребовалось, чтобы сообразить, что это звонит мобильник рэкетира. Я нажал на какую-то кнопку, надеясь, что правильно, и откашлялся. Я нажал правильно. В трубке раздался голос, и в тот же момент все мысли о том, кто были двое убитых, отступили на задний план.

— Эй, где вы там? Я тут сижу, как последний идиот, и не могу уйти! Слушайте, я, между прочим, тоже хочу спать. Вы не на дискотеку ли завалились? Если босс узнает… Ну, что там у вас? Я ничего не слышу…

Я покашлял.

— Что за шутки? А ну выкладывайте, где застряли, а я скажу вам, за сколько вы сюда доберетесь. Если нет, закрываюсь и ухожу домой, ясно?

— Да.

— Что да?

— Все ясно.

Я ждал, что он будет и дальше пререкаться и, возможно, проговорится и назовет адрес, куда надо возвращаться. Однако мой ответ, видимо, чем-то его насторожил, потому что он вдруг смолк и некоторое время только дышал в трубку, а потом и вовсе ее положил. Гессенская группировка. Вот почему налетчики предпочли помалкивать. Кто бы этих гессенских принял всерьез? Я сунул мобильник в нагрудный карман и посмотрел в потолок. Нет, все-таки ночь закончилась неплохо. Я с облегчением вздохнул. Язык налетчиков мне понятен, понятна и структура, да и боссов далеко искать не придется. Только мобильная связь «Эй вы, молодцы». Может быть, сидят где-то поблизости, в каком-нибудь баре «Эббельвой», босс — торговец мясом, или подержанными автомобилями, или ларьками на рынке, а остальные — безработные подсобные рабочие, раньше рывшие траншеи, или спившиеся отрывальщики билетов в кинотеатре.

Я уже представил себе, как я зайду в халабуду с обшарпанными пластиковыми стульями — на стене календарь Пирелли — и скажу: «Э нет, дружище, я пришел не для того, чтобы купить этот хлам, побрызганный металликом. Я здесь для того, чтобы с тобой рассчитаться. Ты вынудил меня укокошить твоих амбалов и зажарил на филе моего друга. Сейчас посмотрим, каким пламенем загорится твоя вонючая дыра!» Потом отвинчу крышку канистры с бензином, и эта жирная свинья в двубортном итальянском прикиде будет на коленях ползать и просить о пощаде, а я его чик-чик и… Но прежде чем мое воображение дорисовало картину финала, я снова погрузился в сон. Одно было ясно: по мобильнику звонил, очевидно, какой-нибудь вахтер или диспетчер группировки, и он ничего не знал ни об убитых, ни о пожаре.

Первое, что я ощутил, проснувшись, был резкий неприятный запах — смесь косметического крема, масла и каких-то химикатов. Кто-то тормошил меня за плечо. Я приоткрыл один глаз и увидел голову с сидящим на ней зверем с длинными волосами. Окончательно продрав глаза, я понял, что этот зверь был не чем иным, как сложной башней из волос, держащейся на дюжине шпилек и заколок. Это была Джина. Ее кроваво-красные губы сияли вызывающим блеском. На ней был синий костюм в полоску и блузка с пуговицами, которые выглядели так, что, кажется, продав одну из них, можно было заплатить аренду за несколько месяцев наличными. Думаю, начиная с университетских времен, я впервые видел ее причесанной и намазанной, а не в комбинезоне или мужской рубахе, в которых она обычно копалась в древних черепках.

Больше десяти лет назад, когда Слибульский познакомился с Джиной, она подрабатывала в школе танцев и хороших манер, чтобы платить за учебу на археологическом факультете. Знания, которые она приобрела в семье чиновника налогового ведомства, позволявшие ей вести себя как мадам Монте-Карло, а не как фрау Шеппес из Борнхайма, Джина теперь прививала своим воспитанницам из семей франкфуртских владельцев магазинов деликатесов и дамских бутиков, показывая, как делать книксен и танцевать вальс. Соответственно своей деятельности она должна была и одеваться. Закончив учебу, Джина перестала придавать значение своей внешности, стала одеваться намного небрежнее, и я иногда задавался вопросом, не благодаря ли высоким каблукам и узким серым юбкам тех времен Слибульский в один прекрасный вечер накачал ее несколькими литрами шампанского. Ее мордочка Петрушки с острым подбородком и длинным носом с горбинкой смотрела на меня с наглой усмешкой здорового, хорошо выспавшегося человека.

— Доброе утро. Видимо, провели бурную ночь?

Я вытер рот, прочистил горло, пытаясь привыкнуть к тому, что Джина одета не как гончар, ведущий курс начинающих керамистов.