Ли Чайлд - Нечего терять

— Ты все еще стараешься уберечь меня от неприятностей? Даже в свободное время?

— Эту задачу я уже перед собой не ставлю.

— Тогда почему?

— Просто мне нравится твое общество, вот и все, — ответила Воэн.

Она положила на стол четыре доллара за сок. Поставила солонку, перечницу и сахарницу на прежние места. Выскользнув из кабинки, вышла из кафе и направилась к машине.

Ричер принял душ, в два часа ночи улегся в постель и проспал до восьми. Ему ничего не приснилось. Он снова принял душ и прошел через город к магазину скобяных изделий. Минут пять он разглядывал стоящие на тротуаре лестницы, затем вошел внутрь, отыскал стойку с брюками и рубашками и купил себе новые. На этот раз он выбрал одежду более темных тонов и от другого производителя. Заранее вываренную, а потому более мягкую и удобную. Конечно, она была менее ноской, но Ричер не нуждался в том, что служит долго.

Он переоделся в комнате мотеля, а старые вещи оставил свернутыми возле мусорной корзины. Может быть, у горничной есть родственник — мужчина его размеров. Может быть, она сумеет погладить вещи и они станут не такими жесткими. Ричер вышел из своего номера и увидел, что в комнате Марии горит свет. Он заглянул в офис. Администратор сидела на своем месте. Он посмотрел на доску за ее спиной — ключа от комнаты Марии на ней не было. Администратор перехватила его взгляд и сказала:

— Она вернулась сегодня утром.

— В какое время?

— Очень рано. Около шести.

— Вы видели, как она добралась до мотеля?

Женщина посмотрела по сторонам и, понизив голос, сказала:

— В бронированной машине. С солдатом.

— В бронированной машине?

— Ну, такие показывают в новостях.

— «Хамви», — подсказал Ричер.

Женщина кивнула.

— Вроде джипа. С крышей. Солдат сразу уехал, чему я была рада. Я не ханжа, но не могла бы допустить такую вещь. Только не здесь.

— Не беспокойтесь, — сказал Ричер. — У нее уже есть возлюбленный.

«Или был», — подумал он.

— Она еще слишком молода, чтобы заигрывать с солдатами.

— А разве есть какое-то ограничение по возрасту?

— Должно быть.

Ричер заплатил по счету и пошел вдоль мотеля, делая расчеты. Старик сказал по телефону, что он привез Марию на военную базу вчера утром около восьми тридцати. Обратно она вернулась в «хамви» в шесть. «Хамви» не стал бы ехать кружным путем через автостраду штата. Он пересек Диспейр, что заняло не более тридцати пяти минут. Таким образом, Мария пробыла там двадцать один час. Следовательно, ее проблема оказалась вне юрисдикции данной военной базы. Марию задержали, а ее историю отправили наверх по цепочке командования. Телефоны, голосовая почта, защищенные телексы. Может быть, даже совещание по селектору. Наконец кто-то принял решение, ее выпустили и предложили довезти до дома.

Сочувствие, но не помощь.

Но в какой помощи она нуждалась?

Ричер остановился возле ее комнаты и прислушался. Вода в душе не лилась. Он подождал минуту, на случай если она вытирается, и еще минуту, давая Марии возможность одеться. Затем постучал. Прошла еще минута, и дверь распахнулась. Волосы девушки были еще влажными. Дополнительный вес сделал их на дюйм длиннее. На ней были джинсы и синяя футболка. Она стояла босиком. У Марии были маленькие ступни, как у ребенка, и прямые пальцы. Девушку вырастили родители, которые заботились о том, чтобы их дочь носила правильную обувь.

— Вы в порядке? — спросил он, чувствуя, что это довольно глупый вопрос.

Мария выглядела маленькой, усталой, потерянной и смущенной. Она не ответила.

— Вы ездили на военную базу, чтобы узнать о Рафаэле, — сказал Ричер.

Она кивнула.

— Вы рассчитывали, что вам помогут, но этого не произошло.

Она опять кивнула.

— Они сказали вам, что это дело полиции Диспейра.

Она не ответила.

— Может быть, я сумею вам помочь. Или полиция Хоупа. Вы не хотите рассказать, что происходит?

Она вновь не ответила.

— Я не смогу помочь вам до тех пор, пока не буду знать, в чем проблема, — сказал Ричер.

Мария покачала головой.

— Я не могу вам рассказать. Я никому не могу рассказать.

В том, как она произнесла это «не могу», прозвучало нечто окончательное. В ее словах не было гнева, печали, обиды или жалобы — только спокойная взрослая уверенность. Она отвечала на вопрос, и не более того. Словно уже изучила все возможности и пришла к выводу, что остался лишь один приемлемый вариант. Как если бы небеса разверзлись, стоит ей открыть рот.

Она никому не могла рассказать.