Фредерик Дар - Убийца (Выродок)

Я надел комбинезон (оказавшийся мне слишком тесным), расстелил на полу мешок и высосал все, что оставалось в бутылке. Вино оказалось кислой грошовой бормотухой.

Я долго смотрел в темно-синее небо, набитое черными тучами, прежде чем погрузиться в тяжелое оцепенение, которое заменило мне сон.

Мне приснилась вереница жутких кошмаров. Я видел мертвую Сказку с той белой повязкой на голове, чувствовал холодный вкус ее губ. Меня бил озноб. Порой мне снилось, что я сижу в корзине воздушного шара, который с головокружительной быстротой поднимается в небо, и с ужасом смотрю, как тросы корзины рвутся один за другим. Я проснулся в такой лихорадке, что почти не мог дышать.

Слегка изогнувшись, я смог разглядеть свою рану. Она стала фиолетовой, и вокруг нее проступила подозрительная паутина из синих прожилок.

Я тянул не меньше чем на сорок градусов. В глазах двоилось… Уже рассвело, и я, продираясь сквозь забытье, гадал, что же это меня разбудило. Я помнил. это было что-то реальное, конкретное.

По всему подъемному крану пробегала слабая ритмичная дрожь. Я приблизил лицо к люку и увидел десятилетнего шпингалета, который быстро спускался по скобам. Внизу его ждали, задрав головы, четверо или пятеро дружков.

Что это могло значить?

Мальчишка, который лазил на кран, спрыгнул на землю и воскликнул:

— Эй, пацаны! Там, наверху, мужик сидит! Спорим — это его полиция ищет…

— Капут! — подхватил другой.

Компания унеслась, как стая воробьев.

Итак, эти поганцы играли на стройке в войну и случайно раскрыли мой секрет… Мне опять предстояло уносить ноги… Куда могла привести меня эта гонка? Имело ли смысл продолжать эту бесконечную игру в прятки? Наверное — нет. Но моя жизнь строилась уже не на здравом смысле.

Теперь мне уже полагалось оправдывать легенду — и не только для других, а и для самого себя. Я должен был идти до конца.

Я помотал головой. Боже мой, до чего мне было хреново! Я свесил ноги в люк, стараясь не смотреть вниз, чтобы обмануть дурноту. Я говорил себе, что нужно двигаться, действовать, что размявшись, я сразу почувствую себя лучше.

Неуклюже, как пьяный, я начал спускаться по железным ступенькам и наконец почувствовал под ногами твердое, надежное основание крана.

— Так, хорошо, — прошептал я самому себе. — А теперь ходу, сынок! Беги, сколько выдержишь, — а там будь что будет!

Я побежал. Меня заносило и болтало из стороны в сторону; дыхание все учащалось. У меня горела нога, пылало лицо, пекло в груди…

— Быстрее, Капут! Ну, постарайся… Быстрее. Быстрее… БЫСТРЕЕ!

За стройкой начиналась оживленная улица. Люди в выходных костюмах удивленно таращились на меня. Я все бежал, хромая и зажимая ладонью свое порченое бедро.

Я добрался до шоссе… Я достаточно долго изучал окрестности из кабины крана и теперь держал примерный план поселка в голове. Поэтому бежал я не то чтобы наугад: я знал, что справа от шоссе расположена заправочная станция, на которую заезжают очень часто, Значит, можно было надеяться свистнуть там машину.

Подходящая машина там, кстати, уже была: отличный, совершенно новый спортивный автомобиль. Ее хозяин стоял сзади; он дал заправщику десятитысячный билет и ожидал сдачу.

Я обошел станцию кругом, чтобы приблизиться к машине с другой стороны, и увидел, что в машине сидит женщина. Когда мужик вышел за бензином, она, как и положено гусыням, принялась подмалевывать рожу, глядя на себя в зеркало заднего вида.

Я одним прыжком вскочил в машину, захлопнул дверцу и тут же запер ее на кнопку. Потом включил стартер, не выпуская из рук револьвер, который заблаговременно достал из кармана комбинезона.

— Вперед, без страха и упрека! — буркнул я женщине.

— Вы что, с ума сошли?!

Отвечать было некогда. Ее старикан с воплями дергал за дверную ручку, Женщина еще успевала выскочить; но в следующую секунду я так резко рванул машину с места, что у нее пропало всякое желание сойти на ходу.

Я гнал в направлении Парижа, желая поскорее затеряться в потоке машин. Кстати, то, что рядом со мной сидела женщина, было мне на руку: это не позволяло легавым стрелять. Я ни на что особо не рассчитывал, и все же эту случайность можно было считать счастливой — до тех пор, пока мне не докажут обратное.

Ее губы побледнели под слоем помады… Ее карманная красильня свалилась на пол, но она этого даже не заметила.

— Выпустите меня! — проикала она.

— Да сидите, не стесняйтесь! Вы мне вовсе не мешаете…