Саймон Керник - Для смерти день не выбирают

Я представился еще раз. Уличный шум с ее стороны немного стих.

— Вот, теперь лучше. Извините. Я на Риджент-стрит, делаю кое-какие покупки. Так чем могу вам помочь?

— Мой клиент, дядя старшего инспектора Азифа Малика, поручил изучить обстоятельства смерти его племянника и Джейсона Хана. Я знаю, что полиция все еще занимается расследованием, но мой клиент озабочен отсутствием прогресса. Вы, похоже, тоже интересовались данным случаем, вот я и подумал, что мы могли бы встретиться, возможно, на нейтральной территории, и обсудить некоторые детали. Мне бы очень хотелось выслушать ваше мнение.

— Откуда у вас мой номер, мистер Кейн? — твердо, но без враждебности в голосе спросила она.

— Я же частный детектив; мне положено добывать такого рода информацию.

— А почему бы вам не поговорить с полицией?

— Вы не хуже меня знаете, что такое разговаривать с полицией. Профессиональное соперничество. Конкурентам никогда ничего не рассказывают. Послушайте, я с удовольствием заплачу. Компенсирую ваши затраты.

Она ответила не сразу — наверное, обдумывала мое предложение.

— У меня вечером встреча с друзьями в Уэст-Энде, но до девяти я свободна. Мы могли бы встретиться в восемь?

— Конечно. Я согласен на любой вариант, который устраивает вас.

— На Уэллс-стрит есть бар, «Таверна Бена Крауча». Это чуть в стороне от Оксфорд-стрит, в конце Тоттнем-Корт-роуд. Встретимся там.

— Отлично.

— Как я вас узнаю?

— Мне сорок лет. У меня загар. И еще я выгляжу так, словно меня побили.

— О! А вас побили?

— Да. Потом расскажу.

— Вы меня заинтриговали. У меня, кстати, длинные вьющиеся волосы. Светло-рыжие. Мне тридцать один.

— Думаю, мы друг друга найдем. Спасибо за помощь. Пока.

Мы попрощались, и на том разговор закончился. Я посмотрел на часы. Без десяти пять. Куча времени.

Я прошел по Оксфорд-стрит до Марбл-Арч и завернул в первый же более или менее приличный магазин мужской одежды, где вдобавок к уже приобретенному плащу купил целый зимний гардероб, включая кожаную куртку, пару свитеров и черные ботинки «Кэт». Восторженный продавец-тинейджер не обратил внимания ни на украшавшие мою физиономию «боевые отличия», ни на нездешний загар, но зато беспрестанно уверял, что каждая вещь сидит просто идеально. Я не спорил. Сносить комплименты, даже если их раздают, руководствуясь прагматическими соображениями, дело нетрудное, да и пробыл я там минут двадцать, купив еще и швейцарский армейский нож. Таким штучкам применение всегда найдется — рано или поздно.

Потратив большую часть пятисот фунтов на вещи в общем-то одноразового пользования, я отправился в отель. Припозднившиеся покупатели спешили в магазины, в морозном воздухе ощущалось полузабытое предпраздничное настроение, вызывавшее смутную тоску по утраченному, по жизни в большом городе. Даже утренняя схватка откликнулась грустью по временам, когда я еще носил форму, стоял на страже закона и порядка и проводил дни и ночи в защите общественных интересов. Потом, конечно, пришло трезвое понимание реальности. И в этой реальности Лондон был мрачным, угрюмым, дурным городом — по крайней мере для тех, у кого нет денег, пентхаусов и модных вечеринок, — городом уличных грабителей, наркотиков и хиреющих муниципальных домишек; городом полицейских, которым недостает сил и мотивации для исполнения своих обязанностей; городом политиканов, заучивших цифры статистики, но игнорирующих тот факт, что проблемы множатся, как бактерии; городом, где те, кто встает и занимает место на линии огня — как Азиф Малик, — получают в конце концов свою пулю.

Но сегодня об этом можно было забыть. Сегодня на улицах главными были семейные пары с детьми, а из открытых витрин магазинов неслись рождественские песенки. Улыбающиеся папаши несли детишек в мешках, похожих на сумки кенгуру; мамаши, зачастую обвешанные пакетами и коробками, отгоняли не в меру возбужденных отпрысков с проезжей части, чуть ли не вытаскивая их из-под колес идущих нескончаемой вереницей красных автобусов. Рождество в чистом своем виде: праздник безудержного потребления и семейного единения. Наблюдая за всем этим с некоторой завистью, я вспомнил последнее, прошлогоднее Рождество. Мы тогда только-только купили «Лодж». Наш повар Тео заболел (пищевое отравление — для отеля то же самое, что похоронный звон), и мне пришлось крутиться в кухне, готовя угощение для гостей, которые в это самое время пили на веранде под шуточки и улыбочки развлекавшего их Томбоя. Правда, продержался он недолго и, дойдя до состояния невменяемости, удалился к себе, в дом на холме. В общем, не самое запоминающееся событие.