Алистер Маклин - Страх — это ключ

Я сильно подался вперед, крепко вцепившись руками в барьер. Все смотрели на меня, а я смотрел только на судью. Единственными звуками, нарушавшими тишину в этом душном зале, были назойливое жужжание мух и тихий шорох большого вентилятора на потолке.

«...В конечном счете Толбота и Морана выследили на складе резиновых изделий на берегу реки, — судья Моллисон теперь читал медленно, как будто ему требовалось время, чтобы оценить значение того, что он читал. — Их окружили, на предложение сдаться они ответили отказом. На протяжении двух часов отбивали все попытки полицейских, вооруженных пистолетами и гранатами со слезоточивым газам, захватить их. В результате взрыва на складе вспыхнул сильный пожар. Все выходы охранялись, Толбот и Моран не предпринимали никаких попыток бежать. Оба сгорели в огне. Останки Морана обнаружить не удалось, считается, что он сгорел полностью. Обугленные останки Толбота опознаны по кольцу с рубином, которое он носил на левой руке, медным пряжкам ботинок и немецкому автоматическому пистолету калибра 4,25 миллиметра, который он, как известно, обычно носил при себе...»

Судья на несколько секунд замолчал. Он озадаченно посмотрел на меня, как будто не мог поверить в то, что он прочитал, моргнул и медленно повел взглядом, пока не уперся им в маленького человечка в плетеном кресле: Пистолет калибра 4,25 миллиметра, шериф? Имеете ли вы представление...

— Да, — сурово и со злобой ответил шериф. — Это то, что мы называем автоматическим пистолетом 21-го калибра, и, насколько мне известно, существует лишь один подобный пистолет — немецкий «лилипут»...

— ...Который обнаружили у заключенного при аресте, — констатировал судья. — И у него кольцо с рубином на левой руке. — Покачав головой, судья пристально посмотрел на меня: неверие медленно уступало место на его лице убеждению. — Пятна на шкуре леопарда никогда не меняются. Разыскивается за убийство, возможно, за два — кто знает, что вы сделали со своим сообщником на складе? Это же его тело нашли, не ваше?

По залу прокатился гул голосов, и снова наступила мертвая тишина звук упавшей иголки показался бы громом.

— Убийца полицейских. — Шериф облизнул губы, посмотрел на Моллисона и шепотом повторил:

— Убийца полицейских. Его вздернут за это в Англии, да, судья?

Судья снова взял себя в руки:

— В юрисдикцию настоящего суда не входит...

— Воды! — это был мой голос, и даже мне он показался хриплым. Я сильно наклонился над барьером скамьи подсудимых, слегка покачиваясь и держась за него одной рукой, а другой промокая носовым платком лицо. У меня было достаточно времени, чтобы придумать это, и, думаю, выглядело все так, как мне хотелось, — по крайней мере, я надеялся на это.

— Мне... кажется, я сейчас упаду в обморок. Нет ли... нет ли воды?

— Воды? — в голосе судьи слышалось полунетерпение — полусочувствие. Боюсь, что нет.

— Там, — проговорил я, задыхаясь, и слегка махнул рукой вправо от охранявшего меня полицейского. — Пожалуйста!

Полицейский отвернулся — я бы сильно удивился, не сделай он этого, и я с поворотом ударил его левой рукой в низ живота. Тремя дюймами выше и удар пришелся бы по тяжелой медной пряжке его ремня; в этом случае мне пришлось бы заказывать где-нибудь новые костяшки пальцев. Его крик еще не успел затихнуть, а я уже развернул его, выхватил из кобуры тяжелый кольт и наставил его на зал еще до того, как полицейский ударился о барьер и сполз по нему на пол, кашляя и задыхаясь от боли.

Одним взглядом окинул я все помещение. Человек с перебитым носом уставился на меня почти в изумлении, челюсть его отвисла и изжеванный окурок сигары прилип к нижней губе. Блондинка вся подалась вперед, широко раскрыв глаза и прикрыв ладонью рот. Судья больше не был судьей — он напоминал восковую фигуру: застыл в своем кресле, как будто только что вышел из-под руки ваятеля. Секретарь, репортер и человек у двери также напоминали статуи. Школьницы и присматривавшая за ними старая дева все также смотрели на происходящее круглыми глазами, но любопытство на их лицах сменилось страхом. Губы у ближайшей ко мне школьницы дрожали казалось, она сейчас заплачет или закричит. Я смутно надеялся, что она не закричит, но мгновение спустя понял, что это не имеет значения — очень скоро здесь будет более шумно.

Шериф не был безоружным, как мне раньше показалось, он тянулся за пистолетом. Но делал это не так резко и стремительно, как шерифы в фильмах моей юности. Длинные свисающие полы его пальто и подлокотник плетеного кресла мешали, и ему понадобилось целых четыре секунды, чтобы дотянуться до рукоятки пистолета.