Росс Макдональд - Кровавый след на песке

Бассет посмотрел на меня таким взглядом, как будто я был очень далеко от него и связывался с ним с помощью телепатии. Потом он посмотрел на свои крепко сжатые руки. Разжал и развел руки в разные стороны, выпрямил ладони и провел ими от бедер до колен. Руки ему тоже представлялись далекими, лишенными возможности выполнять его пожелания и намерения в результате неизвестного ему несчастья.

Я снял трубку телефона на его письменном столе и позвонил в окружную полицию. Прошел через обычную процедуру, связанную с такого рода звонками. Мне хотелось поскорее сбыть с рук это чудовищное дело.

Бассет подался несколько вперед, когда я положил трубку.

— Послушайте, старина, — вежливо произнес он, — вы обещали позволить мне выпить. Мне ужасно хочется выпить.

Я подошел к портативному бару у другого края письменного стола и вынул из него бутылку. Но Бассет получил более мощное успокаивающее средство. В открытую дверь вошел Тони Торрес. Он неуклюже шмыгал ногами, держа в руках тяжелый кольт. Черные глаза имели пепельный оттенок. Бледно вспыхнуло на мгновение пламя из его револьвера, сопровождаемое сильным грохотом. Голова Бассета дернулась в сторону и осталась в таком положении, припав к плечу.

Изабель Графф смотрела на него с тупым удивлением. Она поднялась, рванула пальцами отвороты своей хлопчатобумажной блузки и подставила открытую грудь оружию.

— Убей меня! Убивай меня тоже!

Тони мрачно покачал головой.

— Мистер, Графф сказал, что это сделал мистер Бассет.

Он сунул кольт в кобуру. За ним в комнату робко вошел Графф. Мягко ступая, как хозяин заведения, Графф подошел к столу, где сидел Бассет. Он протянул руку и дотронулся до плеча убитого. Тело повалилось и, ударившись об пол, издало какой-то мяукающий звук, похожий на слабый и отдаленный крик ребенка, зовущего мать.

Графф в испуге отскочил назад, как будто его наэлектризованное прикосновение вышибло жизнь из Бассета. В каком-то смысле так оно и было.

— Зачем было втягивать в это дело Тони? — спросил я его.

— Кажется, так лучше. В конечном счете, результат был бы таким же. Я оказал Бассету любезность.

— Но для Тони это далеко не любезность.

— Не беспокойтесь обо мне, — произнес Тони. — В марте будет два года, как я живу одной мыслью прикончить того человека, который так с ней поступил. И мне наплевать, попаду я теперь во Фресно или нет. — Он вытер свой влажный лоб тыльной стороной ладони и стряхнул пот с руки. Затем сказал любезно: — Ничего, если я выйду наружу, джентльмены? Здесь жарко. Я буду поблизости.

— Не возражаю, — ответил я.

Графф наблюдал за Тони, когда он выходил из комнаты, затем обратился ко мне с возросшей уверенностью:

— Я обратил внимание, что вы не попытались его остановить. У вас есть оружие, вы могли бы предотвратить это убийство.

— Вы так думаете?

— По крайней мере, мы могли бы не допустить, чтобы это попало в газеты.

— Вы имеете в виду тот факт, что вы соблазнили несовершеннолетнюю девушку и бросили ее во время стычки?

Он зашикал на меня и нервно оглянулся, но Тони находился вне пределов слышимости.

— Я думаю не только о себе.

Он многозначительно посмотрел на свою жену. Она сидела на полу в самом темном углу комнаты, положив подбородок на колени. Глаза ее были закрыты, и она была так же безмолвна и неподвижна, как и Бассет.

— Сейчас несколько поздно думать об Изабель.

— Нет, вы неправы. У нее огромные способности восстанавливать силы. Мне приходилось ее видеть в худших ситуациях. Но вы не так бесчеловечны, чтобы заставить ее отвечать на открытом суде.

— Ей этого не придется делать. Психиатрическое судебное разбирательство можно будет провести в отдельной больничной палате. Весь общественный скандал коснется именно вас.

— Почему? Почему я должен и дальше страдать? Я и так был жертвой проделок Яго. Вы не представляете, что я вынес в этой семейной жизни. Я — творческая личность. Я нуждался в какой-то мягкости и нежности в жизни. Я сожительствовал с молодой женщиной, и в этом — мое единственное преступление.

— Вы поднесли спичку к заряду, который все разнес на части. Зажженная спичка может считаться преступлением, если от нее загорелось здание.

— Но я не сделал ничего неправильного, ничего необычного. Несколько кувырков в сене, что они могут значить? Нельзя же губить меня за такие пустяки? Разве справедливо делать из меня общественного козла отпущения, губить мою карьеру? Разве это справедливо?