Деннис Лихэйн - Глоток перед битвой

— О правах человека и гражданина не приходилось слышать? — спросил я.

Дэвин положил перед собой «уоки-токи», присоединил к ней огромную связку ключей, затем сел на стул и посмотрел на нас. Глаза у него были красные, воспаленные, веки подергивались. Оскар выглядел не лучше. Они были на ногах, должно быть, уже двое суток кряду. Настанет день, когда они уйдут на пенсию, будут сидеть в уютных креслах перед телевизором и смотреть футбол, и вот тут-то инфаркт сделает то, что не удалось сделать пулям. Зная их, могу смело предположить, что умрут они в один день.

Я вытянул руки:

— Не пора ли снять с нас эти дурацкие наручники?

Дэвин посмотрел на мои запястья, потом взглянул мне в лицо и покачал головой.

— Ты задница, Дэвин, — сказала Энджи.

— Согласен, — ответил Дэвин.

Я сел.

— Так вот, о деле, которое вам, возможно, небезынтересно, о войне двух банд, — заговорил Оскар. — Сегодня ночью они подняли ставки. Кто-то засадил из гранатомета в окно дома, где «святые» торговали крэком. Погибли почти все, кто находился внутри, в том числе двое младенцев, старшему было месяцев девять, не больше. Среди трупов — двое белых, тела еще не опознаны, но мы полагаем, что это студенты колледжа, зашедшие прикупить наркоты. Может, оно и к лучшему — глядишь, власти зашевелятся.

— А куда ты девал фотографию? — спросил я.

— Подшил к делу, — ответил Дэвин. — Сосия уже объявлен в розыск, за ним числится семь трупов за последние две ночи. Если его удастся привлечь, одной уликой против него будет больше. Кстати, насчет этого белого, что лежит на мальчике. Помнится, кто-то говорил, что знает, кто он такой. Может, нам удастся тут что-нибудь сделать?

— Даже очень может быть, если вы отпустите меня. Моими методами можно достичь многого.

— Например, перестрелки на вокзалах, — съязвил Дэвин.

— Если мы тебя отпустим, Кензи, ты и пяти минут не проживешь, — сказал Оскар.

— Это почему? — спросила Энджи.

— А потому, что Сосии стало известно, что у тебя есть материал на него. Железные улики. Потому, Патрик, что тот, кто так надежно прикрывал вас, вышел из игры, и все об этом знают. Потому, что, пока Сосия на свободе, жизнь твоя и гроша ломаного не стоит.

— И все же, в чем меня обвиняют? — настаивал я.

— Обвиняют?

— В чем нас обвиняют, Дэвин?

— Обвиняют? — встрял и Оскар. Пара попугаев.

— Дэвин!

— К сожалению, мистер Кензи, обвинить вас мне не в чем. Просто у меня и моего помощника сложилось впечатление, что вы могли быть замешаны в одной скверной истории, имевшей место вчера днем на Южном вокзале. Но поскольку ни один свидетель не смог опознать вас — что я могу сказать? Промашечка вышла. А жаль, очень жаль, вы уж нам поверьте, мистер Кензи.

— Снимите наручники, — потребовала Энджи.

— Давно бы снял, да вот ключ куда-то затерялся, — сказал Дэвин.

— Сними эти долбаные наручники, Дэвин, — настаивала Энджи.

— Оскар, может, ключ у тебя?

Оскар честно вывернул все карманы.

— И у Оскара нет. Придется всех обзванивать, может, у кого и есть дубликаты.

Оскар встал:

— Пойти, что ли, поискать.

Он ушел, а мы остались сидеть. Дэвин смотрел на нас, мы на Дэвина. Он сказал:

— Мы можем приставить к вам охрану для обеспечения личной безопасности. Подумайте об этом.

Я покачал головой.

— Патрик, — сказал он тоном, которым матери говорят с неразумными детьми, — сейчас это не город, а поле боя. До утра мы тебя не выпустим. И тебя не выпустим, Энджи, если ты с ним заодно.

Она откинулась на стуле и повернулась ко мне. Красивое у нее было лицо, хотя и помятое. Она сказала:

— Мой револьвер всегда при мне, и никто не заставит меня отступить. Никто. — Вылитый Джеймс Коберн из «Великолепной семерки». Ее пухлые губы вдруг раздвинулись в широкой улыбке, и сердце у меня неожиданно застучало. В тот момент мне показалось, что я знаю, что такое любовь.

Мы посмотрели на Дэвина.

— Я тоже смотрел этот фильм, — вздохнул он. — Коберна в конце убивают.

— Можно переснять картину, — сказал я.

— Нет, эту нельзя.

Вернулся Оскар. Позванивая ключиками, болтавшимися на металлическом кольце, он сказал:

— Смотри-ка, что у меня есть.

— Где ты их нашел? — спросил Дэвин.

Оскар бросил их на стол:

— А там, где оставил. Ха! Бывает же такое!

Дэвин показал пальцем на нас:

— Они считают себя ковбоями.

Оскар выдвинул стул и тяжело рухнул на него:

— Ну что ж, похороним их в сапогах.

Домой нам было нельзя. Дэвин прав. Козырей на руках не оставалось, и в том, что я жив, Сосии не было никакого прока.