Алексей Макеев - Чистилище для Гурова

– И про то, кто и где меня держал, тоже писать? – ехидно спросил Лошкарев.

– А кто и где тебя держал? – искренне заинтересовался Лев. – Первый раз об этом слышу! Мне поступил анонимный звонок, и нетрезвый мужчина сказал, что видел, как в подвал, тут неподалеку от нас, привезли какого-то мужика, а вот вышли обратно уже без него. Вот я и поехал посмотреть, что случилось – благо недалеко. А ты что подумал?

Поняв, что его номер не прошел, Ложкомой предложил:

– Так, может, я в камере напишу?

– Чтобы в ИВС теперь уже тебя отравили? – удивился Гуров. – На тот свет торопишься? – и приказал: – Пиши! И не тяни время – дело к вечеру!

– Может, наручники снимешь, а то писать неудобно, – попросил Лошкарев. – Или ты меня боишься?

– Я? Тебя? Ложкомой! Ты себе льстишь! Просто это зрелище греет мне душу! Бедолаги-браслеты столько лет ждали этой встречи, что теперь, когда она наконец состоялась, я не могу их разочаровать.

Лошкарев начал писать, а Гуров позвонил в лабораторию:

– Ну, как у вас?

– Лева! Тебе, как всегда, все нужно было еще вчера, – хмыкнул заведующий. – Имей терпение! Анализ ДНК за пять минут делается только в кино! Пока могу только сказать, что девица была крепко под кайфом, как и мужчина, которого она оцарапала до крови, какая именно это была гадость, выясняем.

– Когда будет готово ДНК, звоните в любое время дня и ночи, – попросил Гуров. – А что с машиной?

– И пальчики, и потожировые имеются во множестве. В пепельнице – куча окурков, а на полу всякой всячины немерено. Словом, работой ты нас загрузил под самое не могу. А поскольку еще и сверху нажимают, то трудимся мы в поте лица. Да! Чуть не забыл! Под передним пассажирским сиденьем сумка небольшая такая, плоская валялась.

– Клатч? – уточнил Гуров.

– Да, кажется, их так называют – у дочки моей такая есть. Так вот, в ней косметика всякая, немного денег, презервативы, пластиковая банковская карта и водительские права на имя Болотиной Ларисы Игоревны.

– Сказочно хорошо! – с чувством проговорил Лев. – Я к вам попозже подойду и сам посмотрю.

– Левушка! Ты думаешь, что мы здесь ночевать собрались? – с ехидцей спросил завлаб.

– Родимый! А разве ты еще не понял, что да? – вкрадчиво ответил Гуров, а потом, положив трубку, повернулся к Лошкареву и, не сдержавшись, сказал: – Опера бывшие, блин, вашу мать! Вы что в органах внутренних дел делали? Дерьмом по кишкам мотались, пока вас не высрали? Машину-то обыскать можно было? Сумка Ларисы же под передним пассажирским сиденьем лежала! В пепельнице окурков – до хрена! На полу – мусор! Ну, хоть немного прибраться не сообразили? Но нет! Вы окончательно страх потеряли! В свою неуязвимость уверовали! Решили, что вам все позволено! Так что конец вам! И тебе! И Сучку! О Сучонке я вообще молчу!

Лошкарев слушал его с закрытыми глазами, и только по лицу его градом катился пот, а потом он, судорожно сглотнув, неуверенно произнес:

– Вы все это подбросили.

– Не прокатит! Гараж на даче «болгаркой» вскрывали при понятых и при них же грузили запертую на все замки машину на эвакуатор. Такой ее сюда и доставили! Хотя думай ты что хочешь! С тобой и Сучком ни я, ни суд, ни прокуратура, ни Следственный комитет, ни ФСБ разбираться не будут! С вами будет Болотин разбираться! Вот ты назвал Лариску шалавой, а она ему была родная дочь! Все! Пиши! – Гуров повернулся к Павлу: – Я пойду, посмотрю, чем люди заняты, а ты Ложкомоя посторожи. Если он начнет какие-нибудь телодвижения делать, кулаки у тебя при себе.

– И даже следов не останется, – заверил его парень.

А Гурову действительно нужно было выйти, потому что его трясло от бешенства. В коридоре он выключил диктофон, на который записал весь свой разговор с Ложкомоем от начала до конца. Ничего! Пусть Болотин послушает! Впредь ему наука будет! А то наберут к себе всякую шантрапу, а потом удивляются, откуда что берется! Идти в таком состоянии к своим временно подчиненным Лев не решился – еще сорвется на кого-нибудь, чего доброго. Орлов заседал у руководства, а пить чай с его секретаршей настроения у Гурова не было. Он вышел во внутренний двор и стал по нему медленно гулять, ожидая, когда успокоятся разгулявшиеся нервы. Тут его окликнул Фомич:

– Иваныч! Ты чего как с цепи сорвался?

– От жизни веселой, – буркнул Лев и попросил: – Слушай! Стрельни у кого-нибудь сигарету!

– Ты ж бросил, – удивился Фомич, но, внимательно посмотрев на него, отошел и вскоре вернулся с уже дымящейся сигаретой.