Когда несколько минут спустя Ноэль поднял глаза от страницы, он чувствовал себя так, словно у него только что вырезали из груди сердце, а он даже не ощутил прикосновения скальпеля.
К ним присоединилась Присцилла, присев на подлокотник кресла Бадди.
— Прости, что я на тебя накричала, — сказала она. — Ты бы почитал, какие ужасные вещи они написали про Бадди.
— Ну? — спросил Вега.
Ноэль не знал, что должен значить этот вопрос.
— У меня было такое же чувство, когда мне было восемь лет, и я поранил своего друга, палкой ему в глаз ткнул, что ли. Мой отец выпорол меня тогда, первый и последний раз в жизни, но я так и не смог этого забыть. Он так сердился тогда.
— Теперь ты понимаешь, что Лумис о тебе думает.
— Я не знал, что он психиатр.
— Первоклассный оперативник. Он присвоил тебе рейтинг «1». Сразу после мистера Икс. Это всё правда?
— Так считает Лумис.
— Значит, будет ещё хуже, — мрачно сказал Бадди.
Ноэль его не понял. Он все ещё пытался примириться с тем, что прочитал за последний час. Если всё, что было написано о нем, правда — как Лумис мог решить, что он гей? Все его годы с Моникой! Их роман с Миреллой. И в противовес всему этому — одна случайная пьянка. Это было несправедливо! Нечестно! Нечестно!
Вега снова что-то говорил, изъясняясь загадочными фразами о непонятных вещах: досье — это ещё не самое худшее; за ними стоит что-то ещё, что-то ещё более ужасное; он не уверен, что именно, но он собирается это выяснить.
— Извини, — сказал Ноэль в конце концов, останавливая Вегу. — Я не успеваю за тобой. Мне нужно время, чтобы все обдумать. Ты никому это не покажешь?
— Не волнуйся. Всё под замком. Но даже если ничего из всего этого не выйдет, запомни! Ты его читал. Ты держал его в руках и читал! Помни об этом!
— А что должно из этого выйти?
— Я не знаю.
— Бадди! — одернула его жена. — Молчи, пока все не выяснишь.
После всего этого самой большой глупостью, которую мог придумать Ноэль, было заняться любовью с Миреллой Трент. Именно это он не раз повторял себе, сидя напротив неё в этот вечер.
В первый раз он подумал об этом в тот момент, когда заехал за ней домой, в большую просторную квартиру в верхнем Вест-сайде. Она предложила ему присесть и выпить. Первое предложение он принял, от второго отказался. Именно тогда она спросила его, нравится ли ему свитер — водолазка цвета весенней листвы, красиво и откровенно облегающая её фигуру. Или, продолжила она, ей лучше надеть вот это — и приложила к себе блузку из китайского шелка. Разумеется, она с ним заигрывала. Ноэль это видел и понимал. С чего бы она стала привлекать его внимание к своему телу, особенно к своей красивой груди, если у неё на уме не было ничего, кроме обыкновенного ужина?
Во время ужина эта мысль пришла ему во второй раз. Практически с первой же минуты, как они присели за столик в маленьком итальянском ресторане, куда она его отвела, она стала, с помощью намеков и разнообразных тонких аллюзий, доводить до сведения Ноэля, что у женщин он пользуется репутацией очень привлекательного, загадочного и замкнутого мужчины. Может быть, это как-то связано с его покойной женой? Мирелла сообщила, что, по слухам, Моника всегда выглядела полностью удовлетворенной — настолько, что аж завидно делалось. У такой красивой женщины, как Моника — у такой привлекательной женщины — должны были быть толпы других поклонников, и, однако же, о ней даже не шептались; это было так интригующе. Её нелепая игра в первое свидание расхолаживала его в той же степени, что её нога в чулке, трущаяся о внутреннюю сторону его бедра и промежность, его заводила.
После долгого неторопливого ужина они решили воспользоваться теплым июньским вечером и прогуляться пешком шесть кварталов до её квартиры, чтобы выпить там напоследок. Ноэль принялся ласкать её ещё раньше, чем они успели войти в квартиру.
Глупо. Он мог не обращать внимания на её намеки. Иначе их дурацкие, бессмысленные отношения возобновятся вновь.
Но ему требовалось выяснить, правда ли то, что написал Лумис.
Это было глупо, потому что теперь он знал наверняка. Насколько могла бы судить Мирелла, Лумис совершенно заблуждался на его счет. Ноэль был выносливым, энергичным и умелым любовником — таким, как она или любая другая женщина только могла пожелать. Годы занятий любовью с Моникой довели его технику до совершенства, позволили ему выучить все женские слабости, все уязвимые и особо чувствительные места на женском теле, научили его точно рассчитывать время. Даже не задумываясь об этом, он сумел отлично исполнить свою роль — настолько, что хоть сейчас снимай для урока по сексуальному просвещению.
Читать дальше