Картер Браун - Куда исчезла Чарити?

— У тебя был длинный, напряженный день, Даниэла. — Я встал. — А я просто пошутил. Я сейчас уйду, а ты ложись и немного поспи.

— Слабак! — презрительно и хлестко, словно выстрел, произнесла она. Я тут же снова сел.

— Хорошо, только помни, что я тебе предлагал.

— Кто они? — неожиданно спросила она. — Те, кто преследует Чарити? Ее отец и Маннинг? Или этот... Малоун, которому Сара сегодня звонила?

— Не уверен, — откровенно признался я. — Может быть, я узнаю это, когда вернусь в Лос-Анджелес.

— Чарити, кажется, любила того мальчишку, которого они убили?

— Не так сильно, как он ее, — сказал я. — Он спас ее из домика, и они с ним расправились.

— Мне надо помнить об этом, когда придет время сообщить ей, что он мертв, — прошептала она. — Все это похоже на какой-то ужасный кошмар!

— Мне только одно пока непонятно: если Эрл Рэймонд так любит свою дочь, то почему его подручные действуют не по задуманному им сценарию?

— Ты прав, — кивнула она. — Даже Мэри Рочестер, которая ненавидит его, совершенно уверена в его нежных отцовских чувствах к Чарити.

Я допил свой коктейль.

— Ты действительно хочешь, чтобы я остался?

— Еще на пять минут. — Она с излишней аккуратностью поставила свой недопитый бокал и встала. — Извини, я сейчас вернусь. — Она снова глубоко засунула руки в карманы своего халата и посмотрела на меня, причем ее лицо совершенно ничего не выражало. "И вдруг в ее глазах мелькнуло что-то совсем уж распутное. — Знаешь что? — произнесла она низким хриплым голосом. — В порядке эксперимента. В священных научных целях! Надо убедиться, что совместимость чувств, уже установившаяся, обязательно означает и совместимость плоти!

— Если бы я знал, что ты имеешь в виду, я бы поддержал разговор, — неуверенно отозвался я. — Ты, кажется, собралась куда-то идти?

— Да, — согласилась она. — Я ненадолго. Когда она вышла из комнаты, я еще плеснул себе в бокал и подумал о том, что у меня больше шансов понять дзен-буддизм, чем Даниэлу. Ее босые ноги ступали по мягкому ковру совершенно беззвучно, и я чуть не подпрыгнул до потолка, когда она вдруг заговорила прямо мне в ухо.

— В юности мне часто снились всякие такие эротические сны, — доверительно сказала она, — будто я иду полураздетая — а иногда и совсем голая — перед мужчинами. При этом они все сходят с ума от страстного желания!

— Не надо! — оборвал я ее.

— Что — не надо? Ходить голой перед мужчинами?

— Подкрадываться ко мне сзади, а потом внезапно кричать в ухо. Со мной чуть не случился сердечный приступ!

— Главное, ни с того ни с сего, — прошептала она, неровно дыша. — Я должна это иметь в виду!

— Особенно когда ты собираешься сводить мужчин с ума от страстных желаний.

— Кто? Я? — проворковала она. — Ты меня так возбуждаешь, что я про это уже почти забыла.

Из-за спинки кушетки ее было видно только до пояса, и я увидел, что она опять надела свою черную шелковую одежду. Но когда она вышла и остановилась передо мной, оказалось, что на ней была только черная шелковая блузка, едва доходившая до середины бедер, и больше ничего.

— У меня очень красивые ноги, правда? — самодовольно спросила она.

— Очень, — ответил я, задыхаясь.

— И другие не менее прелестные принадлежности... — Она повернулась ко мне спиной, потом слегка наклонилась вперед, и перед моими удивленно вытаращенными глазами предстал ее крепкий округлый зад. — Приятно пошлепать, согласись?

В ответ у меня вырвалось что-то нечленораздельное, и это, наверное, оскорбило ее, потому что она снова вышла из комнаты.

Не успел я отхлебнуть глоток бурбона, как она вернулась. Я был ошеломлен: даже профессиональная танцовщица не смогла бы переодеться так быстро, как Даниэла. Теперь на ней были только черные шелковые брюки.

— Я знаю, что они не такие большие, как у Сары, — скромно заметила она, — но они приятно округлые и нисколько не обвисшие. Ты согласен?

Я снова издал нечленораздельный звук, и это, похоже, послужило для нее командой еще раз покинуть комнату. На третий раз она появилась уже совершенно голой, если не считать тяжелой металлической цепочки, обвитой вокруг ее талии.

— Это мой окончательный вид, — самодовольно объявила она. — Рабыня, готовая распластать свое прекрасное тело у ног своего хозяина и с радостью подчиниться каждому его капризу! — Опершись руками в крутые бедра, она с нетерпением смотрела на меня. — Ну? Ты уже без ума от страсти ко мне или нет?

— Я в изнеможении, — ответил я ей. — В твоих снах кто-нибудь когда-нибудь говорил тебе, что завоевателем положено быть мужчине? Пожалуйста, соблазняй его сколько угодно своими женскими хитростями, возбуждай его до неистовства, а потом смиренно подчинись его объятиям! А ты, проделывая все это, не оставляешь мужчине никакой возможности быть чем-то иным, кроме персонажа твоих девичьих фантазий!