Картер Браун: Пять ящиков золота

— Эрик, я все понимаю: ты хочешь сказать, чтобы я уходил. — Я посмотрел на Вирджинию. — Он, наверное, жуткий зануда.

Вирджиния улыбнулась.

— Я ценю его за другое. Например, за то, что отбивную может сделать из кого угодно. Так что не зли его, маленький.

— Да... — мечтательно протянул я. — Вы в постели, наверное, делаете отбивную из этого парня. Тысяча и одна ночь по-гавайски... Завидую!

Она засмеялась.

— Ну, какой ты остряк, я поняла, когда услышала, что предлагаешь нам в двадцать четыре часа убраться отсюда.

— Вы, наверное, уже побывали в баре «Хауоли», Дэнни? — осведомился Као Чой. — И, наверное, мой старый друг Эдди Мейз подсказал, где нас отыскать.

— Ага, — кивнул я, — писклявый такой. А у него есть друзья? В жизни бы не подумал.

— Что вы! — на лице китайца изобразился неподдельный восторг. — На редкость популярная личность. Мы с ним так любим друг друга.

Ларсон наконец сформулировал свои мысли.

— Здесь очень хорошее место, — прохрипел он. — И я бы не хотел портить интерьер. Но если через две минуты, Бойд, ты не уберешься, все вокруг будет в твоей крови.

— Только без нервов, — сказал я. — Ухожу. Терпеть не могу разборок. Если бы у тебя был такой чеканный профиль, ты бы тоже не любил размахивать кулаками.

— Где вы остановились? — спросил Као.

— Отель «Гавайян Виллидж».

— Дэнни, у меня к вам личный вопрос, — голос его на этот раз был абсолютно серьезным.

— Если он не касается моей интимной жизни. Про все остальное готов рассказать. Не бесплатно, разумеется.

— Сколько Рид вам должен заплатить за эти... м-м-м... переговоры?

— Возмещение расходов, плюс тысяча вперед, плюс еще четыре тысячи после того, как корабль с мистером Ларсоном и миссис Рид на борту в последний раз мелькнет на горизонте.

— Спасибо, — сказал он. — Откровенность, достойная уважения. А что, если я и мои друзья предложат какое-нибудь другое дело и стоить оно будет дороже?

— Что ты несешь, Као? — взревел Ларсон.

Као был невозмутим.

— Давай договоримся, Эрик, — сказал он. — Думать буду я, а ты ходить под парусом.

— Подороже — это сколько? — поинтересовался я. — Вы ведь учтите: деньги я люблю даже больше, чем женщин.

— Договоримся, — махнул рукой Чой. — Вы ведь уже повидались с Бланш Арлингтон?

— Нет, — предпочел покривить душой я. — А что, стоит?

— Это одна из девочек Рида, — китаец подмигнул мне. — Романы, романы... Но ничего, у них по-прежнему дружба. — Он повернулся к своим друзьям. — Правильно, Вирджиния, она вполне могла сказать ему, где вас искать.

Я сделал вид, что не заметил последней реплики.

— Может, действительно поболтать с этой Бланш завтра утром?..

Вся наша беседа, похоже, меньше всего занимала Ларсона.

— У тебя осталось десять секунд, Бойд!

Он, похоже, уже прикидывал, как ловчей мне врезать.

— Не дергайся, — сказал я. — Чувство времени меня никогда не подводило, — и повернулся к китайцу и Вирджинии. — Где вас в случае чего найти?

— В случае чего — мы тебя сами найдем, — ответила Вирджиния.

— Форт-стрит. Запомните? — сказал Чой. — У меня там контора. Если чего надумаете, Дэнни, — звоните или заходите.

— Договорились, — я встал.

— Топай, Бойд, — процедил Ларсон. — Твое счастье — в срок уложился.

— Слушай, Ларсон, — мне уже не надо было хранить изысканную вежливость, — не заткнешь пасть — врежу стулом по голове. У тебя и так мозгов немного, а тех, что останется, как раз хватит на то, чтоб облизывать этикетки и шлепать их на банки с сардинами. Самая подходящая для тебя работа.

Уходя из бара, я глянул в окно: Дайямонд-Хед по-прежнему переливался разноцветными огнями.

Было уже начало первого, когда я вернулся в отель. Чтобы не скучать, я прихватил с собой бутылку виски. Налил себе стакан. И начал лениво размышлять о жизни.

Гонолулу очень далеко от Нью-Йорка (оригинальная мысль!). Здесь красиво (тоже свежее наблюдение!). Но лучше все-таки эти горы разглядывать издалека — тогда, наверное, и Пали-Пасс будет смотреться такой же уютной и одомашненной возвышенностью, как Дайямонд-Хед. А так... Как вспомню — б-р-р-р; гусиная кожа по всему телу! Дома, на Централ-Парк-Вест, тоже десять этажей над головой и пятнадцать под ногами — и при этом чувство абсолютной безопасности. Приятель-врач как-то сказал, что у меня агорофобия, и я ему ответил, чтоб не лез в мою интимную жизнь. Он заржал: агорофобия, оказывается, — это боязнь открытого пространства. Похоже, этот умник не сильно ошибался. Хотя, все равно, пусть щеголяет диагнозами перед своими психами.