Нил Кросс - Лютер. Книга 1. Начало

Он входит в темную гостиную, снимает рюкзак. Сбрасывает куртку, складывает ее и кидает на тахту. Расстегивает рюкзак, достает бахилы и натягивает поверх ботинок. Затем влезает в комбинезон, поднимает трикотажный капюшон и какое-то время стоит так, похожий на белесый призрак в тонких резиновых перчатках.

Убийца снова лезет в рюкзак н вынимает оттуда инструменты: тазер [1] Тазер — пистолет-электрошокер. ( Прим. перев. ) , серебристый моток клейкой ленты (один краешек загнут для удобства), скальпель, нож для резки напольных покрытий. На дне рюкзака лежит свернутое рулончиком флисовое одеяльце с сатинетовой оторочкой. Убийца раскладывает одеяльце на тахте и вглядывается в слабо мерцающий во тьме бледный прямоугольник.

Он чувствует, что его душа будто отделяется от тела и плавно взмывает вверх. Он словно парит над самим собой, отстраненно наблюдая, как его физическое тело начинает подниматься по лестнице. Тихо, очень тихо… Минуя пятую ступеньку, убийца наконец воссоединяется с самим собой и ступает в темень и мрак.

В вестибюле Лютер коротает время, листая потрепанный желтый журнальчик. Какой-то бродяга с грязно-седыми дредами вопит в дальнем углу. Не совсем понятно — то ли костерит Бога на чем свет стоит, то ли пытается доказать, что он сам и есть Господь Бог.

Рид, прихрамывая, выходит в четвертом часу утра. Лютер берет его пальто и помогает избитому пройти через двери главного входа, озаренного резким светом. Они пересекают мокрую от дождя парковку и садятся в видавший виды «вольво». Лютер доставляет Рида в Кен-тиш-таун, в его двухкомнатную съемную квартирку на последнем этаже. Здесь пустовато и неопрятно — не жилье, а времянка. Все квартиры, в которых когда-либо жил Рид, оказывались не более чем такими вот времянками.

Лютер знает, что Рид тоскует по настоящему дому и большому саду с батутом, на котором резвилась бы орава ребятишек — его собственных, их друзей, друзей их друзей, родни и соседей. Рид мечтает о тесной дружбе со всеми, о воскресных дневных посиделках в пабе, о вечеринках для всей улицы, на которых он сам, в смешном фартуке, жарил бы колбаски на углях. Рид представляет себе, как его обожали бы дети, а он обожал бы их. Риду тридцать восемь, он сменил четырех жен, и у него нет детей…

Он подает Лютеру темно-желтую кожаную папку, и тот, прислонясь к стене, принимается ее листать. Ордеры на арест, снимки подозреваемых, протоколы наблюдений. Сверху — листки с информацией о задержанных и выпущенных на поруки подонках, которые издевались над Биллом Таннером: гнилоглазая шпана, белое английское отребье… Под ордерами — подробные досье на Ли Кидмана, Бэрри Тонгу и их босса Джулиана Крауча.

Лютер сует папку в сумку и смотрит на часы — время позднее. Мелькает мысль: не отправиться ли домой? Но какой в этом смысл? Все равно раздумья о мертвых не дадут уснуть — лежишь и вскипаешь, как звезда, готовая взорваться. И Лютер отправляется к Краучу, а точнее, к его особняку с видом на Хайбери-Филдз.

Припарковавшись, он какое-то время остается за рулем, прикидывает, как поступить с Джулианом Краучем и избежать при этом неприятных последствий. Наконец выходит из машины, открывает багажник и вынимает оттуда ореховый черенок от кирки. Его тяжесть внушает определенную уверенность, по крайней мере в ближайшем часе. Лютер быстро переходит Хайбери-Филдз и затаивается в темноте, крепко сжимая в руке свое импровизированное оружие.

Примерно в половине пятого утра к дому подъезжает великолепный винтажный «ягуар». Из него выходит Джулиан Крауч — пышные, редеющие на макушке кудри, замшевый плащ, рубашка с орнаментом пейсли, белые «адидасы».

Крауч открывает входную дверь, включает свет в прихожей и задерживается на пороге, словно не может преодолеть границу тени и света. Он принюхивается, как олень на водопое, — явно чует, что поблизости кто-то чужой и этот чужой за ним наблюдает. Взвизгнув подошвами по мраморным плиткам, он с хмурым видом захлопывает дверь.

Лютер смотрит, затаив дыхание. В глубине дома зажигается свет. Вот Крауч подходит к окну спальни. Глядит вниз, как обеспокоенный король с высокой башни собственного замка. Он словно пытается пронзить взглядом плотные потемки. Затем задергивает шторы и гасит свет.

Лютер по-прежнему на часах. Сердце жарко бьется в груди. Вдруг на середину пустого шоссе, суетливо труся, выбегает лисица. Слышно, как она мелко и часто цокает коготками по дорожному покрытию. Лютер смотрит ей вслед, пока она не исчезает из виду, после чего возвращается к своей машине. Садится за руль и ждет, когда встанет бледное зимнее солнце и на улицах появятся первые спортсмены-бегуны. И тогда он едет домой.