Деннис Лихэйн - В ожидании дождя

Грейс в Хьюстоне. Грейс не в этом городе. Я не виделся с ней почти три года, но мысль о том, что она где-то рядом, почему-то действовала на меня успокаивающе. А скоро ее здесь не будет. Интересно, почувствую ли я, что после ее отъезда в ткани города появилась прореха?

Грейс полезла в свою сумочку:

— Вот то, о чем ты просил. Ничего странного я не заметила. Девочка утонула. Жидкость в легких ничем не отличалась от воды в пруду. Время смерти соответствует изложенной версии случившегося. Возраст совпадает. Обстоятельства происшествия тоже. Ребенок упал в ледяную воду, был немедленно доставлен в больницу, где и скончался.

— Так, значит, она скончалась не дома?

Она покачала головой:

— В операционной. Ее отец сразу сделал ей искусственное дыхание, запустил сердце. Но было слишком поздно.

— Ты с ним знакома?

— С Кристофером Доу? — Она помотала головой. — Слышала о нем.

— И что о нем говорят?

— Гениальный хирург. Странный человек. — Она протянула мне картонную папку, посмотрела на реку и обвела взглядом улицу. — Ну ладно. Мне, наверное, пора. Приятно было с тобой повидаться.

— Я тебя провожу.

Она коснулась пальцами моей груди:

— Я буду тебе очень благодарна, если ты от этого воздержишься.

Я посмотрел ей в глаза и увидел в них нечто напоминающее сожаление. Нечто похожее на легкую панику от неуверенности в будущем. Как будто стены окружающих зданий сжимались вокруг нее, грозя раздавить.

— Мы ведь любили друг друга, правда? — спросила она.

— Конечно любили, — ответил я.

— Жаль, что так получилось.

Я стоял на берегу и смотрел, как она уходит от меня в своей синей хирургической робе и накинутом сверху белом лабораторном халате. Ее светло-пепельные волосы слегка намокли от все еще висевшей в воздухе влаги.

Я любил Энджи. Наверное, всегда любил. Но какая-то часть меня все еще любила Грейс Коул. Некий призрак меня все еще жил в том времени, когда мы спали в одной постели и строили планы на будущее. Но эта любовь и мы сами, какими были тогда, остались в прошлом. Так складываешь в коробку старые фотографии и письма, точно зная, что никогда не будешь их перечитывать.

Когда она растворилась вдали, на фоне медицинских зданий, затерялась в толпе врачей и медсестер, я понял, что согласен с ней. Жаль, что все так получилось. До слез жаль.

К тому времени, когда я вернулся в квартиру, Бубба успел уложить пули в белые коробки, которые поставил возле своего кресла. Устроившись за обеденным столом, они с Энджи играли в «Стратега», угощаясь водкой и слушая Мадди Уотерса.

В настольных играх Бубба не силен. Обычно ему не хватает терпения и партия заканчивается тем, что он швыряет в партнера игровую доску. Но в «Стратега» победить его очень трудно. Должно быть, все дело в бомбах, которые он закладывает в самых неожиданных для тебя местах. А его разведчики ведут себя как камикадзе: он посылает их на верную смерть, хотя его детское лицо лучится при этом чистым счастьем.

Я ждал, пока Бубба не захватит флаг Энджи, изучая медицинские заключения о смерти Наоми Доу и не находя в них ничего подозрительного.

Бубба воскликнул:

— Ха! Выдавай моим воинам своих дочерей!

Энджи взмахнула над доской рукой, скидывая фишки на пол.

— Блин, не умеет она проигрывать.

— Умею, но не люблю, — сказала Энджи и наклонилась поднять фишки. — Почувствуй разницу.

Бубба закатил глаза, а затем посмотрел на бумаги, которые я разложил перед собой на столе. Он встал с кресла, потянулся и заглянул мне через плечо:

— А это что такое?

— Документы из больницы, — сказал я. — Медицинская карта матери Наоми. Справка о рождении девочки. Заключение о смерти.

Он уставился на бумаги:

— Бред какой-то.

— Ну почему же бред? Какое слово тебе не дается?

Он отвесил мне подзатыльник:

— Как так получается, что у нее две группы крови?

Энджи, сидевшая на другом конце стола, подняла голову:

— Что-что?

Бубба ткнул пальцем сначала в свидетельство о рождении Наоми, а затем в свидетельство о смерти:

— Здесь у нее первая группа, резус отрицательный.

Я посмотрел на свидетельство о смерти:

— А здесь третья, и резус положительный.

К нам подошла Энджи:

— О чем это вы?

Мы показали ей оба документа.

— И что бы это могло значить? — произнес я.

Бубба фыркнул:

— Только одно. Ребенок, который родился тогда, — он ткнул пальцем в свидетельство о рождении, — и ребенок, который умер, — он переместил палец на свидетельство о смерти, — это два разных ребенка. Вы, блин, оба иногда такие тупые.