Деннис Лихэйн - В ожидании дождя

Она вскинула голову, пытаясь вспомнить. На ее лице опять появилась та же восхитительная улыбка, она хлопнула в ладоши, и Уоррен тоже улыбнулся, осчастливленный.

— Ну конечно знаю! — Она полезла под конторку и вытащила янтарного цвета пузырек. — Не тормози.

Она кинула ему таблетки. Уоррен поймал их, не глядя и продолжая смотреть на нее.

Бросив две штуки в рот, он разжевал их и, не отрывая глаз от Холли, сказал:

— Чего тебе здесь надо, Магнум?

— Хочу посмотреть вещи покойницы.

Он взял Холли за руку и провел большим пальцем по тыльной стороне ее ладони, изучая ее так пристально, словно хотел запомнить каждую веснушку.

— Зачем тебе?

— Она умерла.

— Это ты уже говорил. — Он перевернул ее ладонь и стал водить по ней пальцем.

Холли запустила свободную руку ему в волосы.

— Она умерла, — сказал я, — и всем на это насрать.

— Ага. А тебе нет. Потому что ты такой весь из себя хороший. Так?

Теперь он водил пальцем по ее запястью.

— Стараюсь.

— Эта женщина… Невысокая такая блондинка? Сидела на колесах и с семи утра хлестала «Мидори». [12] Мидори — марка японского ликера.

— Невысокая блондинка. Про остальное мне неизвестно.

— Иди сюда, милая. — Он ласково тянул к себе Холли, пока она не очутилась у него на коленях, и откинул у нее с шеи пряди волос.

Уоррен повернул голову, прижавшись ухом к груди Холли, и наконец удостоил меня взгляда. Присмотревшись к нему, я удивился, до чего молодо он выглядит. Ему, наверное, не было и тридцати. Голубые, как у ребенка, глаза, гладкие щеки, чистая и загорелая, как у серфера, кожа.

— Читал, что сказал Денби про «Третьего человека»? — спросил он.

Я решил, что он имеет в виду Дэвида Денби — кинокритика, пишущего в журнале «Нью-Йорк». Странно было слышать о нем от такого человека, как Уоррен, особенно после того, как его жена явно не поняла, о каком фильме я говорил.

— Не припоминаю.

— Он сказал, что в послевоенном мире ни один взрослый человек не имеет права быть таким невинным, как Холли Мартенс.

— Эй, — сказала его жена.

Он коснулся ее носа кончиком пальца.

— Киногерой, милая. Не ты.

— А, ну тогда ладно.

Он снова посмотрел на меня:

— Согласны, мистер сыщик?

Я кивнул:

— Я всегда думал, что единственным героем в этом фильме был Кэллоуэй.

Он щелкнул пальцами:

— Тревор Ховард. Я тоже так думал.

Он перевел взгляд на жену, и она зарылась лицом в его волосы.

— Вещи этой женщины… Ты ведь не надеешься найти там что-нибудь ценное?

— Типа драгоценностей?

— Драгоценности, фотоаппарат, любое дерьмо, которое можно загнать.

— Нет, — сказал я. — Я надеюсь найти причину ее смерти.

— Женщина, которой ты интересуешься, останавливалась в номере 15Б. Невысокая, блондинка, назвалась Карен Веттерау.

— Она-то мне и нужна.

— Пошли. — Он махнул рукой в сторону небольшой деревянной дверцы за стойкой. — Вместе посмотрим.

Я подошел поближе к коляске. Холли приподняла голову и посмотрела на меня сонным взглядом.

— Почему ты решил мне помочь? — спросил я.

Уоррен пожал плечами:

— Потому что Карен Веттерау никто не помог.

За мотелем, ярдах в трехстах, находился сарай, к которому вела черная от машинного масла тропка, проложенная через хилую рощицу деревьев с кривыми или поломанными стволами. Уоррен Мартенс катил вперед в своей инвалидной коляске. Под колесами хрустели полусгнившие ветки и чавкала каша из палой листвы, скопившейся здесь за многие годы. По пути без конца попадались крохотные бутылочки из-под спиртного и ржавые автомобильные детали. Мы миновали фундамент какого-то строения, рассыпавшегося еще во времена Линкольна. Несмотря ни на что, Уоррен продолжал ехать вперед, как будто под ним расстилалось свежеуложенное асфальтовое шоссе.

Холли осталась в конторе — на тот случай, если вдруг появится клиент, которому не хватило места в «Рице». Мы с Уорреном вышли через заднюю дверь, спустились по деревянному пандусу и направились к ветхому сараю, где он хранил бесхозное имущество, брошенное постояльцами. В рощице он меня обогнал. Он мчался так быстро, что спицы колес гудели от напряжения. Сзади на коляске гордо реял орел «харли-дэвидсона», а по бокам красовались наклейки: «БАЙКЕРЫ ПОВСЮДУ», «ДЕНЬ ПРОШЕЛ — И СЛАВА БОГУ», «БАЙКЕРСКАЯ НЕДЕЛЯ, ЛАКОНИЯ, НЬЮ-ГЕМПШИР» и «ЛЮБОВЬ ЕСТЬ».

— Какой у тебя любимый актер? — спросил он, полуобернувшись через плечо. Его могучие руки продолжали без устали вращать колеса коляски.