Кирилл Казанцев - Смерть без работы не останется

— Пока никак. Пусть Шило ничего не знает. Сделай вид, что доверяешь ему, поручи чего-нибудь. И пусть за ним поглядывают. Смотри, чтобы он нашему Антохе перо под ребро не сунул. Я вас тогда обоих выпотрошу.

— Понял.

— А понял, так иди…

…Валентина ждала у окна. Она целыми вечерами сидела и смотрела на улицу. А когда начиналась ночь, она все равно сидела и смотрела. Леша уходил каждый день. И возвращался далеко за полночь. Он умывался над раковиной, старательно намыливая руки и лицо. Было ощущение, что Леша пытался что-то смыть с себя.

Валентина смотрела, как он умывается, как хмуро ходит по дому, и думала, а почему ему прилепили эту кличку — Вертолет. Ну, никак он не похож на эту машину. Хотела спросить, но потом поняла, что про колонию и уголовный мир лучше не спрашивать. Потом Леша садился за стол, молча выпивал водки и ел суп. Отъедался за весь день, так казалось женщине. Молча ел, глядя перед собой в тарелку, выпивал еще две стопки водки, потом пододвигал тарелку со вторым. На второе Валентина всегда готовила ему картошку, так Леша просил. Жареную, пюре, тушенную с мясом. И всегда он заедал ее квашеной капустой, солеными огурцами… Истосковался по человеческой еде.

Потом он долго сидел и пил горячий крепкий чай. Не чифирь, но все равно очень крепкий. А потом будто просыпался. Поднимал глаза на женщину, и эти глаза вдруг начинали что-то выражать, просыпалось в них что-то давно знакомое. Он вставал, подходил к Валентине и начинал ее обнимать. Губы его были жадные и сухие, руки требовательные и жесткие. Но все это было такое желанное…

Валентина отдавалась его грубоватым ласкам прямо на кухне, сидя у стола. Потом он лез под халатик, нервно дергал непослушные пуговицы, потом рывком поднимал ее с табуретки и обрушивал уже другие ласки, обрушивал страсть, накопленную и неизрасходованную за долгие годы разлуки с ней. Несколько раз он пытался овладеть ею прямо на кухонном столе, но Валентина мягко, но настойчиво противилась. И он уносил ее в комнату на постель. И там она тихо стонала под ним, задыхаясь от счастья.

А утром он иногда спал до десяти, до одиннадцати часов. Подолгу лежал в постели, заложив руки за голову. Тогда на него страшно было смотреть. Все эти синие наколки на его теле, заострившееся серое лицо, как у покойника. Потом он вставал и слонялся по дому, как во сне. Завтракал без водки и почти сразу уходил из дому.

Валентина с первых дней поняла, что ни о чем расспрашивать мужика не надо. Не отошел он еще от зоны своей, не отпустила она его до конца. А может, и долг какой принес Леша с собой в этот мир. Это было страшно предполагать, но спрашивать было еще страшнее. Придет время, и сам расскажет. Раньше, несколько лет назад, Леша был разговорчивее. Отойдет и теперь.

Вот опять мелькнула знакомая сутулая фигура за окном. Затопали ноги на веранде. Валентина встала, провела рукой по лицу, как бы стирая тоску и усталость. Леша вошел, не подняв глаз, молча разулся и, как обычно, тут же принялся с ожесточением смывать под краном нечто мерзкое с рук, с лица. Валентина подошла и молча встала за спиной с полотенцем.

Она смотрела в его усталую спину, и женское сердце сжималось. Сколько там татуировок, и все они не от доброты, не от хорошей жизни, сколько всего на этой спине он таскает, на этих плечах. На глаза навернулись слезы, и поэтому Валентина не сразу поняла, что Леша смотрит на нее в отражении зеркала. Женщина быстро опустила голову и провела руками по глазам.

— Валюша, — хриплый голос Алексея был каким-то необычно взволнованным и тревожным. — Ты не сердись, не суди меня, ладно?

— Что ты! — поспешила Валентина успокоить его.

— Погоди, не надо.

Он мокрыми руками зажал ей рот, погладил по волосам и прижал ее голову к своей груди. Внутри у Валентины сразу все замлело.

— Я ведь виноват перед тобой. Ты вон крепко любишь меня, а я… Приду, повеселюсь и снова пропал на годы. Только теперь все иначе, Валюша, теперь все не так. Другой я теперь. Нет больше Лешки Вертолета, есть теперь Алексей Галыгин. И этот Алексей Галыгин кое с кого хочет спросить. Серьезно спросить!

— Лешенька, господи… неужто ты опять в тюрьму попадешь? Тебя ведь за это, ты что же удумал…

— Молчи! Не понимаешь ты… Счета надо оплачивать. Мои счета тебе, его мне!

— Так не надо же мне ничего от тебя, Лешенька, — вырвалась Валентина из его сильных жестких рук и храбро посмотрела прямо в глаза. — Ничего не надо. Лишь бы приходил каждый день, лишь бы живой был, теплый! Лишь бы мой был, только мой, и все!