Кирилл Казанцев - Смерть без работы не останется

— Сука Агент, — прошептал уголовник, — сука он. Я знал, что ему верить нельзя… Агент — он Агент и есть…

— Думаешь, свои продали? — машинально спросил Антон, продолжая прислушиваться.

— Ты не знаешь… чего тебе знать… Ты думаешь, мы тут в санатории… Лежка у нас тут была, перекантоваться в надежном месте! Банк мы взяли, а тут… давно налажено… кто с зоны, кому на дно лечь. Плати, и все будет, как в сейфе… Знал я, что Агент или кто там над ним, обязательно продадут… Крысы! Возня у них тут за…

За «что», Антон не услышал. Он просто почувствовал, что под рукой грудь раненого дрогнула пару раз, а потом перестало биться сердце. И кровь, сбегавшая тонкой струйкой из уголка рта, вдруг бежать перестала. Полуприкрытые глаза уставились куда-то в сторону.

Антон смотрел на труп, а сам думал о словах, которые этот человек успел произнести перед смертью. Значит, он догадывался, что тут не все в порядке, подозревал своих же в этой авантюре. Борьба за что? За власть, за сферы влияния, за навар, который поимели бандиты в банке? И на этом фоне где-то там полковник Иванов, который чудом избежал смерти, расплатившись с «дружками» жизнью жены. А может, и не с дружками, а как раз с врагами. Что у них тут происходит, кто за всем этим стоит? Надо Иванова искать, надо верхушку вычислять. Агент, Леон, кто там еще? А Шило, видимо, уехал не случайно. Знал, гад!

Где-то снаружи стали слышны звуки сирены полицейской машины, потом еще. Антон рискнул подойти к двери и посмотреть на окна. Никого. Руки помыть в бассейне или подождать? Чужая кровь на руках… М-да, а Хохла пристрелить пришлось. Иначе бы он и меня, и этого… А потом сдаваться побежал бы. Упростил бы он им работенку, а теперь кому-то в криминальной среде придется отвечать за провал операции. И какой еще провал!

Антону пришла в голову мысль, что следует тщательно скрыть тот факт, что и второй уголовник, который прятался в этом коттедже, убит. Весь сыр-бор был из-за чего, то есть из-за кого? Не из-за охранников же. Нет, целью были эти двое, целью была сама система. Кого-то там наверху иерархической криминальной лестницы за такой прокол взгреют и заставят довести дело до конца. Живая жертва — это источник разоблачений, это продолжение войны.

А потом Антон подумал, что и он, как живой свидетель этого происшествия, тоже никому не нужен. Что ему мог наговорить этот уголовник? И наговорил. А живой мог еще больше рассказать, назвать кого-то. И разбираться никто не захочет, все будут перестраховываться. Значит, для меня ничего не кончилось, а только начинается. И Шило меня продал, сука такая. Вместе с обоими Максами и Хохлом. Вот и надейся на дружеские чувства…

Хорошо, когда не тыркаешься, как слепой щенок во все стороны носом, а идешь по тщательно рассчитанному для тебя маршруту. И Вертолет шел. От самой «колючки» зоны, где уже наверняка подняли тревогу, до железной дороги. Теперь собаки ему не страшны, теперь никто не скажет точно, в какой его стороне искать. От Липаевского узла железнодорожные ветки расходятся по пяти направлениям, а от Зеленогорска еще по трем. И еще в Екатеринбурге на товарной. А что говорить о Челябинском направлении, Уфимском?

Завернувшись в пуховый спальный мешок, Вертолет лежал под брезентом в пустом товарном полувагоне и дремал. Иногда он просыпался, пил из металлической фляжки, смотрел на часы и снова впадал в дрему. Колеса состава мерно громыхали по стыкам рельсов, убаюкивая и отгоняя тревогу.

Раза три в воздухе пролетали вертолеты. Беглый зэк просыпался, прислушивался и коротко с издевкой матерился. Вертолетам Вертолета не найти, потому что Вертолет хитрее. Правда, он потратил почти все свои накопленные деньги на то, чтобы ему с «воли» помогли. И вот он на свободе, вот погоня идет в ложном направлении, а он медленно, но верно двигается к цели, к своей мести, к тому, чтобы свести счеты, а потом… Что будет потом, уголовник по кличке Вертолет не думал и не хотел думать. «Потом» для него просто не существовало.

Каждый человек рано или поздно подходит в своей жизни к черте. Момент, когда ты к ней подойдешь, трудно предугадать, определить заранее. Просто приходит миг, когда ты вдруг осознаешь, что все, дальше черта, предел. И на этой черте каждый оборачивается и смотрит на пройденный путь. И только потом он решает, а куда же идти дальше, как идти. Он решает, переступать ли ему эту черту или сворачивать в сторону, или остановиться здесь. Все прожитое вдруг наваливается на человека, проходит перед ним, дергает его за жилы и спрашивает: «Ты этого хотел? Ты к этому стремился? Ты доволен своей жизнью?»