Бретт Холлидей: Предсмертное признание

— Да, но ведь я точно не знаю, что Джаспер записал в дневник, а что нет. Если бы я мог раздобыть его и взглянуть, я бы чувствовал себя куда спокойнее.

— А где сейчас этот дневник?

— Вот этого-то я и не знаю. Репортер забрал его сегодня утром, но я понятия не имею, встречался ли с ним Джаспер после этого еще раз. Вот что интересно… поскольку Джаспер так внезапно исчез… если с ним что-то случилось… понимаете, о чем я? Останется ли у репортера право на публикацию?

— Вы хотите сказать — если Грот умер?

— Ну… да. Я же сказал — только что-то из ряда вон выходящее могло помешать ему прийти на ужин.

— Тогда все будет зависеть оттого, заключили ли они соглашение о публикации. Мне кажется, в противном случае, дневник стал бы собственностью миссис Грот, и право заключать подобные соглашения принадлежало бы ей.

— Как вы думаете, вы смогли бы достать его?

— Не знаю. Это зависит от того, у кого он сейчас.

— Я бы заплатил хорошие деньги за то, чтобы просмотреть его и отметить места, которые, с моей точки зрения, печатать не надо.

Шейн задумался.

— Я мог бы это устроить… если он у репортера «Дэйли ньюс». — Он поставил рюмку на стол и небрежно спросил: — А что там насчет Леона Уоллеса?

Рука Каннингема дернулась, и несколько капель виски выплеснулось на стол. Его глаза расширились от испуга.

— Что насчет него?

— Это я вас спрашиваю.

— Вы что, мистер, решили с Джаспером подшутить надо мной?

Шейн откинулся назад и недоуменно взглянул на Каннингема.

— Я задал вам простой вопрос.

— А я вас спрашиваю, что вам известно о Леоне Уоллесе? Где и когда вы вообще о нем слышали?

— Я — детектив, — спокойно напомнил ему Шейн. — Припоминаете? Это моя профессия — знать о таких вещах.

— Да, но… Вы что, разыграли передо мной спектакль вместе со своей секретаршей и старушкой Джаспера? Так? Чтобы я как дурак все разболтал?

— Не понимаю, о чем вы.

— Черта с два не понимаете! — вскипел Каннингем. — Они мне преподнесли все так, будто вы сегодня вечером впервые услышали о Джаспере и его дневнике! Комедию ломали, одурачить меня хотели! Что вам рассказал Джаспер о Леоне Уоллесе?

— Ничего, — ответил Шейн.

— А его жена? После моего ухода?

— Она даже не упоминала его имени.

— Вы лжете! — прохрипел Каннингем и перегнулся через стол, воинственно выпятив квадратную челюсть. — Не думайте, мистер, что вам удастся влезть в это дело. Никто не может обращаться с Питом Каннингемом, как с молокососом.

— Сядьте! — Голос Шейна прозвучал как удар хлыста. Он спокойно выдержал загоревшийся бешенством взгляд молодого человека, а когда тот медленно опустился на стул, продолжил: — Я не лгу. По крайней мере, таким соплякам, как вы. — Он поднялся. — За выпивку платите вы. Если решите продолжить наш разговор, можете найти меня в моей конторе или по этому адресу. — Он назвал Каннингему свой отель, вышел из кабинки и быстрыми шагами направился к выходу.

По дороге домой Шейн притормозил у газетного киоска и купил вечерний номер «Геральда». Поднявшись к себе, он с облегчением стянул с себя пиджак, ослабил ворот рубашки, налил в рюмку коньяка и, устроившись поудобнее в кресле, развернул газету.

Вся первая страница была отдана драматической истории спасения двух членов экипажа самолета, упавшего две недели назад в море, на котором возвращались в Соединенные Штаты сорок демобилизованных со службы в Европе солдат.

Поскольку первое сенсационное сообщение об этом появилось в дневном номере «Ньюс», статья в «Геральде» была не столь эффектной и эмоциональной, но зато более полной и содержала основанные на фактах материалы.

Тут же были помещены снимки заросших густой щетиной Грота и Каннингема, сделанные прямо на пристани, и фотография Альберта Хоули, умершего на спасательном плоту, очевидно, извлеченная из архива газеты. Джаспер Грот оказался исхудавшим мужчиной средних лет с запавшими глазами и изможденным лицом. С фотографии Альберта Хоули смотрел стройный юноша в костюме для верховой езды; впечатление от его добродушной улыбки слегка портили вяло опущенные уголки губ и подбородок, который вряд ли можно было назвать волевым.

Шейн внимательно прочитал газетный отчет, ни разу не встретив ни одного упоминания о дневнике, который Джаспер Грот вел на протяжении всего десятидневного дрейфа на спасательном плоту. Имени Леона Уоллеса тоже нигде не попалось.

Благодаря важной роли, которую семья Хоули играла в общественной и экономической жизни Майами, им и их единственному сыну была отведена значительная часть газетного репортажа. Выяснилось, что из близких родственников молодого Хоули остались лишь его мать и сестра Беатрис. Часть материала была посвящена женитьбе двадцатилетнего Альберта Хоули чуть менее года назад. Бракосочетание, ставшее одним из самых пышных торжеств года, очевидно, произошло как раз перед тем, как его призвали в армию, и автор статьи совершенно недвусмысленно намекал, что это была последняя отчаянная попытка состоятельного и избалованного молодого человека избежать службы в армии в качестве простого солдата.