Петер Рабе - Бенни. Пуля вместо отпуска. Исход - только смерть

Крипп увидел, как в прохладном воздухе от пони клубится легкий парок.

— А теперь — на Баттонхед. Есть ли пот?

— Пока нет, — признался Крипп. — Возможно, потому, что он не принимает все это всерьез: привык к дорожкам, вокруг которых простираются луга и поля.

Фелл подарил Криппу взгляд, в котором светилась жалость к профану, и засмеялся. Он обернулся к мальчишке, держащему пони, и спросил, будет ли на следующем этапе гоночный трек, если Баттонхед предстоит хронометраж. Подросток ответил, что следующим на очереди трек, и повел лошадей в сарай.

— Я вижу, Баттонхед делает десять шажков на каждый шаг пони, — заметил Крипп.

Фелл снова засмеялся и пояснил, что лошадь гарцует, чтобы укрепить ноги.

— Возможно, для скачек, где гарцуют… — начал было Крипп, но Фелл оборвал его. Он больше не шутил.

— Кстати, о других скачках! Ну те, о которых ты тогда упомянул при разговоре по пути из клиники. На них на всех полумильные гоночные дорожки. Баттонхед же бегун на одну милю.

Крипп наконец врубился:

— Вот это новости! Они стоят денег.

— И немалых, — огорошил Фелл. — Они стоят всего того, что мне удалось заначить в Сен-Пьетро. — Фелл не пожелал пускаться в дальнейшие объяснения, ибо обе лошади вышли из сарая. На пони был тот же подросток, а небольшой тощий малый оседлал Баттонхеда. Он поздоровался:

— Привет, мистер Фелл!

На что Фелл ответил:

— Как сам, Доминик?

И этого имени, упомянутого Феллом, Криппу оказалось достаточно, чтобы понять, какой перед ним классный жокей. Они проехали дальше, и Баттонхед слегка позвякивал уздечкой. Но сейчас он уже не гарцевал: его поступь напоминала чем-то кошачью походку.

Затем из сарая вышел и тренер — морщинистый мужчина, цвет кожи которого напоминал его же собственные краги, а взгляд и выражение на лице казались полусонными.

— Ну и как? — поинтересовался тут же Фелл, не тратя времени на то, чтобы сначала поздороваться.

— Мы посмотрим, Фелл. — Тренер остановил секундомер в руке. Затем прошел мимо и поплелся следом за лошадьми.

Они последовали за ним, и Фелл пробубнил:

— Этот тип намерен свести меня с ума! Клянусь, в один прекрасный день он добьется того, что у меня поедет крыша!..

Криппу передалась лихорадка Фелла к тому времени, когда они добрались наконец до трека, но затем началась подлинная пытка.

— Пони на круг лишь раз, Доминик. На отметке в три четверти мили начинай вытанцовывать.

— О’кей, мистер Дадли!

Лошади продолжали двигаться шагом.

Прогулка в три четверти мили по треку — это все равно что пешком идти до Китая. Крипп начал в полной мере осознавать это и лишь удивлялся, как Фелл все еще терпит и ведет себя тихо. Дадли тоже вел себя тихо, разве что у него при этом вид был такой, словно он пребывает в полусне.

Фелл наконец не выдержал:

— Мистер Дадли, почему четверть мили до того, как начать хронометраж?

Мистер Дадли! Вот уже второй раз тренера величали мистером Дадли. Сначала — жокей, а теперь, значит, хозяин.

— Ему так больше нравится, по моему разумению, — отозвался тот.

— Смотрите, это же изменит время хронометража между показанным здесь и на реальном гоночном треке. А мне нужна точная цифра.

— Все владельцы нуждаются в точных цифрах, — спокойно ответил Дадли.

Крипп удивился, увидев, что Фелл сдался.

— Три четверти, — объявил Дадли так, словно это его ничуть не волновало.

Баттонхед начал идти гарцуя, тогда как жокей вытянулся на напряженных ногах над лошадью. Затем легкий галоп перешел в мелкий — казалось, лошадь почти не сдвинулась с места. Потом пони уже не оказалось возле чистокровки, а немного погодя пони ушла вперед.

Мистер Дадли потянулся, так, по крайней мере, это выглядело на первый взгляд, но затем вновь продолжил свое шествие по треку. Высокая лошадь неуклонно приближалась; они уже слышали глухой стук копыт, но Дадли продолжал шествие, пока не начало казаться, что он вот-вот упрется в ограждение. Затем тренер, как бы нехотя, поднял руку и остался в таком положении. Баттонхед уже не выплясывал на дорожке, а жокей начал опускаться в седле. Он медленно и плавно опускался на стременах, используя их лишь как опору для тела.

Еще немного, и они наедут на Дадли.

Рука тренера стремительно выбросилась вперед — и жокей гибко, по-обезьяньи изогнувшись, распластался в седле; тренер резко опустил руку, — казалось, ветер от его движения, как от веера, коснулся ноздрей лошади: так близко он от них находился, — и скачка началась.