Николас Блейк - Бренна земная плоть. В аду нет выбора. Голова коммивояжера

Сгинь с глаз моих, проклятый совратитель!

Ведь ты уж весь седой…

Постепенно Вендайс входит в раж и находит для герцога еще целый ряд сочных эпитетов вроде таких, как «иссохший старец, кого давно ждет земля». Более того, выясняется, что это череп возлюбленной Вендайса, которую герцог отравил, потому что она «не хотела отвечать желаниям парализованного старца». Кавендиш был для Юдит тоже стариком, и она умерла, потому что не хотела подчиниться ему.

Должно быть, О'Брайен случайно наткнулся на эту пьесу, когда раздумывал о своей мести, ибо поведение полковника дьявольски похоже на поведение Вендайса. В пьесе Вендайс уничтожает герцога. Сначала он делает его своим сообщником, а потом проводит в беседку, где его якобы ждет новая возлюбленная. Но в беседке находится лишь кукла из папье-маше, которой Вендайс придал облик своей любимой и губы которой смочил ядом. Герцог опускается перед ней на колени и жадно целует ее в губы, лишь потом замечая обман. Он умирает в страшных мучениях. А теперь сравните с этой пьесой наш случай. О'Брайен — это Вендайс, Кавендиш — герцог. О'Брайен заманивает Кавендиша в барак, используя его слабость к Люсилле. Действительно, это просто поразительно, что Люсилла именно в этот вечер передала О'Брайену записку, ибо он теперь мог проделать с Кавендишем то же самое, что Вендайс проделал с герцогом, чтобы заманить того в роковую ловушку. Подобное случилось и со Сломаном. Он был убит, если так можно выразиться, предметом своих постоянных вожделений — ведь он очень любил грецкие орехи. Это убийство тоже можно смело назвать актом мести в духе елизаветинской эпохи. Лорд Марлинворт совсем не подозревал, насколько прав он был, назвав полковника последним человеком елизаветинской эпохи.

И тем не менее О'Брайену нужно воздать должное. Любовь для него была похоронена навсегда. Она лежала в гробу вместе с Юдит Файр. И с того момента, когда собственное тело он сделал приманкой для Кавендиша, чтобы заманить его в ловушку, жизнь О'Брайена представляла собой лишь «трагедию мстителя» и ничего более.

Какое-то время в комнате стояла полная тишина. Лишь с улицы доносился неясный шум. Наконец Филипп Старлинг поднялся и торжественно сказал:

— Найджел, мой мальчик, ты являешься прекрасным доказательством того, что мои педагогические способности еще чего-то стоят.

Всем Стоунам

— Но я не могу понять, зачем…

— Что — зачем? — спросил Петров.

Пол Каннингем взглянул на него так, будто случайно поднял с земли скорпиона. Он привык сам командовать и не терпел возражений.

— Стоит ли впутывать в это дело детей? Куда лучше…

— Напрямую общаться с главным чиновником? — весело спросил Петров. — Но, дорогой мистер Каннингем, разве я не говорил вам, что этот профессор крепкий орешек. Допустим, удастся тайно вывезти его из страны, но неизвестно, как долго он будет артачиться, несмотря на всю эффективность наших методов. Нужно время. Да, он крепкий орешек, но и у него есть уязвимое место. — Он повернулся к Полу Каннингему: — Мы знаем, что вы любите молодых, дорогой сэр. Но личное отношение ничего не значит, когда…

— Все это мне не нравится.

— Боюсь, у вас нет выбора.

Пол вспыхнул. У этого Петрова хватка боа-констриктора. Сначала нежные объятия, затем кольца сжимаются. Нет, скорее хватка медведя. Петров и внешне похож на него: неуклюжий, с покатыми плечами. У Пола перехватило дыхание.

— Еще чашечку кофе, дружище? — спросила Энни Стотт, болезненного вида женщина лет сорока, с тонкими губами, жидкими волосами и пустыми глазами фанатички. Пол никогда не встречал ее прежде. «Наверное, она старый член партии», — подумал Пол. Даже Венгерское восстание не изменило ее взглядов. Пол знал только, что она занимала квартиру здесь, в Эктоне, и работала неподалеку — в фирме по продаже электронной аппаратуры.

— Полагаю, эта особа мой политкомиссар, — сказал он, уставившись в широкую спину Петрова.

— Мисс Стотт умна и сообразительна, — ответил Петров, даже не обернувшись и продолжая внимательно изучать содержимое полок в книжном шкафу Энни Стотт. — Она присмотрит за вами.

— Тут все хорошие книги: Маркс, Энгельс, Палм Датт, Джек Лондон, чтобы почитать на досуге. Серьезный писатель… Видите темное пятно на стене? Когда-то тут висел портрет Сталина, оплакиваемого и поныне. Замечательно! — Петров от души рассмеялся; смех его напоминал звериный рык.