Николас Блейк - Бренна земная плоть. В аду нет выбора. Голова коммивояжера

— Кто-то должен это делать.

— Кроме того, что чувствует ребенок. Ты хоть на минуту задумалась о том, что она ощущает? И не говори мне всякий вздор, что чувства человека не имеют никакого значения, если речь идет о величайших политических проблемах.

— Если ты уж так чувствителен, то пойди и утешь ребенка, почитай ей или сделай еще что-нибудь.

— Ты прекрасно знаешь…

— Да. Ты заинтересован только в том, чтобы спасти собственную шкуру. Ты даже боишься показаться ей на глаза, чтобы она когда-нибудь не опознала тебя.

В соседней комнате зазвонил телефон. Пол вздрогнул.

— Кто это еще звонит так поздно?

Когда Энни Стотт вернулась, ее лицо было мрачнее тучи, губы крепко сжаты.

— Это Петров. Он вне себя. Ивэн не приехал на вокзал Ватерлоо.

— Но он должен был приехать.

— Не юли. Почему ты не довел его до станции?

— Я же говорил тебе…

— Ты испугался, когда пошел снег. Господи, какой же ты дурак! Видимо, мальчишка опоздал на поезд и зашел в чей-нибудь дом. Не сомневайся, он рассказал там все о тебе, обо мне и Коттедже контрабандистов. Из-за тебя все пропало, — продолжала она, приходя в ярость. — Я предупреждала Петрова, что ему не миновать беды, если он доверится такому трусливому идиоту, как ты.

— Не смей так со мной разговаривать, желторотая ведьма! — Голос Пола сорвался до фальцета.

Женщина с силой ударила его по лицу. Он грубо тряхнул ее, затем толкнул, и она неуклюже растянулась в кресле, откуда злобно смотрела на него.

— Я думал, что партия не поощряет акты индивидуального насилия, — сказал он с издевкой.

Женщина смотрела на него, тяжело и хрипло дыша.

— Никогда прежде не попадала в лапы мужчин, а? Заговорила сексуальность?

— Благодаря чему же?

Энни с трудом встала и отправилась спать.

На следующее утро она разбудила Люси в восемь часов.

— Одевайся и иди за мной.

Энни привела Люси в спальню в другом конце коридора. Это была комната Ивэна. Она указала девочке на кровать, придвинутую к окну. Занавески на нем были задернуты.

— Ложись.

Люси испуганно повиновалась. Она не могла забыть того, что произошло накануне утром.

— Только что принесли молоко. Когда я скажу тебе, открой занавески, выгляни в окно, помаши рукой и скажи: «Здравствуйте, Джим». Помни, тебя зовут… Как тебя зовут?

— Люси Рэгби.

— Ну нет. Скажи снова.

— Простите. Ивэн.

— Так-то лучше. Джим, возможно, ответит тебе: «Здравствуй, Ивэн. Как поживаешь?» Или что-нибудь в этом роде.

— А что мне сказать потом?

— Улыбнись только и помаши рукой еще раз. Тогда я задерну занавески опять. Легкая игра, не так ли?

Энни обвязала горло Люси.

— Ты не должна больше ничего говорить. И конечно, никакой чепухи вроде призыва на помощь.

— Я понимаю, — произнесла Люси чуть слышно.

— Иначе я опять уколю тебя. — И женщина достала из своей сумочки шприц. — Ты знаешь, что я всегда делаю то, что обещаю.

— Да. — Девочка отшатнулась от нее. Она была напугана, но это не мешало ей быстро соображать. Она должна запомнить то, что сможет увидеть из окна, когда занавески будут отдернуты, а затем описать это в рассказе о похищении ребенка, который она сочиняет. Где-то в глубине души у Люси теплилась надежда, что как-нибудь она сможет передать этот рассказ отцу, а это подскажет ему, где она находится, и он придет и спасет ее.

Минуты две она слышала голоса, раздававшиеся снаружи. Тетя Энни раздвинула занавески. Человек с молочным бидоном. Это Джим. И еще один. Она могла видеть лишь его макушку. Это, должно быть, тот, который ссорился с тетей Энни прошлой ночью. И тогда она впервые поняла, что в доме находится еще человек. Из окна открывался прекрасный вид на покрытые снегом холмы, один из которых как бы выступал вперед, поскольку его увенчивала группа деревьев. Справа находился двор фермы. Она не могла ничего увидеть еще, потому что женщина, стоявшая рядом, произнесла:

— Давай.

Люси постучала по стеклу. Человек по имени Джим посмотрел вверх, улыбнулся и крикнул:

— Здравствуй, Ивэн! Жаль, что ты опять неважно себя чувствуешь.

Люси улыбнулась в ответ и помахала ему рукой. Тетя Энни задернула занавески.

— Теперь ты можешь отправляться в свою комнату. Я скоро принесу тебе завтрак.

— Все ли я сделала как надо? — Люси уже решила, что раз эта чокнутая обращается с ней, как с семилеткой, то она и будет вести себя, как семилетка.

— Да, Ивэн. Я рада, что ты ведешь себя разумно.

Пока Люси ела яйца и гренок, она бегло набросала на листок бумаги все, что могла запомнить, глядя пятнадцать секунд из окна, когда занавески были открыты.