Бретт Холлидей - Блондинка сообщает об убийстве. Бриллианты вечны. Белый какаду

Я приподнялся, опершись на локоть, и поглядел на дверь. Потом я тихо встал и подошел к ней. Стол, который я снова поставил перед дверью, не был сдвинут с места.

– Мыши в стенах, – подумал я. – Вероятно, дом полон ими.

Я снова лег в постель, но уснуть не мог. Раздумывая, я решил обязательно утром поговорить с Марселем. Да не забыть спросить у Ловсхайма ключ от моей комнаты. В конце концов, ключи существовали, хотя в отеле на них смотрели так же, как на вопрос центрального отопления.

В этом безлюдном крыле положительно было что-то неприятное. Потолки были слишком высоки, шторы и толстые ковры, казалось, таили секреты и приглушали звуки, коридоры слишком длинны, темны и продуваемы ветром. А теперь, когда ветер стих, мне не нравилось, как пробуждались к жизни разные шелесты и всякие таинственные шорохи. Казалось, точно все истомившиеся духи, раньше спавшие в этой комнате, теперь вернулись, чтобы навестить ее, и, вздыхая, блуждали кругом. Я заснул снова лишь на рассвете и проснулся поздно, когда этот серый и тревожный день уже наступил.

Было нетрудно выбрать момент для разговора с Марселем, а за ночь я обдумал правильный подход к нему. Он принес мне кофе и несколько очень черствых булочек.

Когда он пожелал мне доброго утра и сообщил, что ожидается плохая погода, я начал:

– Марсель, – сказал я прямо, – вам известно, что из-за этого убийства я попал в довольно тяжелое положение?

О да, он знал об этом.

– Так вот, имеются соображения, что теперь возникла опасность и для мисс Телли. Надеюсь, вы не скажете ей об этом.

Его глаза заблестели, он несколько раз кивнул головой. Мне было интересно знать, как много ему известно. Я продолжал:

– Нам обоим чрезвычайно важно знать все об этом убийстве. Мне самому, – я говорил совершенно искренне, и мне не очень-то нравилось, как звучали эти слова, – мне самому угрожает опасность быть повешенным за это... или быть гильотинированным, как это у вас делается, а мисс Телли...

– Мисс Телли тоже угрожает опасность, – поспешно закончил Марсель. – Я знаю это.

– Мисс Телли говорила, что вы были очень добры к ней, – сказал я. – Поэтому я прошу вас не спеша обдумать все, что вам довелось видеть или слышать. Возможно, вам удастся что-либо вспомнить, и это поможет нам быстрее обнаружить убийцу.

Он серьезно кивнул головой.

– Все это очень скверно, – сказал он, и блеск потух в его глазах. – Очень плохо чувствовать, что убийца находится где-то здесь.

Он задумался и с мрачным видом добавил:

– У Марианны появился страх, будто каждая тень, каждый угол, каждая запертая комната может скрывать убийцу. А здесь много закрытых комнат.

– Значит, вам известно, что я не убийца. Я зашел слишком далеко.

– Мсье не преступник, – сказал Марсель. – Больше я ничего не могу сказать. Но я обязательно подумаю. Может быть, мне удастся вспомнить что-либо...

Он взглянул на стену и не отводил от нее взора, а я не решался пошевелиться в страхе поколебать его решимость. Теперь я уже был уверен, что он знает кое-что, хотя, может быть, не столь важное. Я же был готов ухватиться хоть за соломинку. Наконец, он вздохнул, глядя угрюмо своими затуманенными глазами, и сказал:

– Все возможно. Мсье желает сейчас принять ванну?

Наполнив ванну теплой водой, Марсель тотчас удалился. Его уход был похож на побег, и у меня осталась лишь надежда, что его симпатия к Сю Телли одержит верх. Мне, конечно, очень хотелось помочь ей и самому себе.

Это утро, длинное, хмурое и монотонное, было неприятным повторением вчерашнего. Во время моей одинокой прогулки по очень холодным ветреным улицам опять за мной следовала на почтительном расстоянии фигура в голубой форме. Еще одного или двух полицейских я заметил притаившимися от ветра по углам, но тем не менее не спускавшими с отеля бдительного ока.

Когда я утром спускался вниз, там было пусто, лишь Пусси бросил на меня подозрительный взгляд. Но, вернувшись, я увидел за конторкой мадам Грету. Ее глаза казались очень зелеными и всеведущими, она загадочно улыбалась, разговаривая со мной. Миссис Бинг и священник также сидели в холле. Миссис Бинг с ожесточением вязала на спицах какую-то огромную часть одежды, прислонившись спиной к радиатору и поставив ноги на подушку. Священник сидел около лифта. Он был длинный, черный и угрюмый, его рыжая борода была закрыта газетой. Стояла тишина, лишь по временам слышался шелест газеты и щелканье спиц. Я огляделся кругом. Это место, скромно выражаясь, не вселяло бодрость духа, и было отвратительно сознавать, что нам придется оставаться здесь до тех пор, пока полиция не разрешит выехать.