Николас Блейк - Чудовище должно умереть. Личная рана

— Обжорство вновь возродилось во всем своем величии, — пробормотал Найджел, инстинктивно оглядываясь в поисках мятной соды.

Инспектор Блаунт стоял рядом с буфетом, задумчиво водя пальцем по его ядовито-желтой поверхности.

— Взгляните сюда, мистер Стрэнджвейс, — сказал он, указывая на липкий кружок — такой след мог быть оставлен бутылочкой с лекарством, чье содержимое стекло по внешней поверхности к донышку. Блаунт лизнул свой палец. — Что ж, — сказал он. — Интересно…

Он неторопливо достал шелковый платок ослепительной белизны, вытер палец и нажал кнопку звонка. Тут же появилась женщина — без сомнения, горничная, очень чопорная и замкнутая, с накрахмаленными манжетами и в высоком старомодном головном уборе.

— Вы звонили, сэр? — сухо осведомилась она.

— Да. Скажите мне, Анни…

— Меррит. — Ее тонкие, строго поджатые губы выражали недовольство полицейским, который осмелился обратиться к горничной по имени.

— Меррит? Тогда скажите мне, мисс Меррит, откуда здесь этот след?

Не поднимая взгляда, ибо она держала глаза опущенными, как монахиня, женщина сказала:

— Тоник… последний тоник хозяина.

— А, да… Угу… И куда делась бутылка?

— Не могу сказать, сэр.

При дальнейших расспросах удалось выудить заявление, что последний раз Меррит видела бутылку в субботу после ленча; она не заметила, стояла ли она там, когда убирала после обеда.

— Он принимал его стаканами или ложкой?

— Столовой ложкой, сэр.

— А после обеда в субботу вы мыли эту специальную ложку вместе с остальными?

Меррит возмущенно вскинула голову.

— Я не мою, — холодно подчеркнула она, — я их убираю.

— Убирали ли вы ложку, из которой ваш хозяин принимал свой тоник? — терпеливо спросил Блаунт.

— Французский коньяк, неразбавленный, — усмехнулся Найджел.

— Да, сэр.

— И она была вымыта?

— Да, сэр.

— Жаль. А теперь посмотрим… э… не попросите ли вы свою хозяйку прийти сюда?

— Старая миссис Рэттери нездорова, сэр.

— Я имел в виду… А, ну может, это будет лучше… да, спросите мисс Лаусон, не согласится ли она уделить мне несколько минут.

— Легко понять, кто в этом доме хозяйка, — заметил Найджел, когда горничная вышла.

— Очень интересно. Это лекарство напоминает мне по вкусу одно тонизирующее средство, которое я однажды принимал, оно содержало рвотный орех.

— Рвотный орех? — Найджел присвистнул. — Так вот почему он не заметил горького вкуса. И он оставался здесь один целую минуту, когда остальные уже вышли. Кажется, вы куда-то продвинулись.

Блаунт искоса посмотрел на него.

— Все еще придерживаетесь идеи самоубийства, мистер Стрэнджвейс?

— Это не выглядит слишком надежной версией, если в этой бутылке действительно находился яд. Но как странно, что убийца избавился от бутылки! Он испортил возможность представить эту смерть как самоубийство.

— Иногда убийцы совершают очень странные вещи, вы не будете это отрицать.

— Однако кажется, это освобождает от подозрений нашего Феликса Кернса. То есть если…

Найджел прервался, услышав шаги за дверью. Вошедшая девушка казалась такой же неуместной в этой мрачной комнате, как солнечный луч на стене тюремной камеры. Ее пепельно-светлые волосы, белый льняной костюм и живые краски на лице словно отрицали все, что подразумевало это помещение — и в жизни, и в смерти. Даже если бы Феликс не сказал этого, Найджел все равно угадал бы в ней актрису по едва заметной паузе, которую она выдержала, остановившись в дверях, по заученной естественности, с которой она опустилась на стул, указанный ей инспектором Блаунтом. Блаунт представил Найджела и себя и выразил соболезнования мисс Лаусон и ее сестре. Лена приняла их с небрежным наклоном головы; очевидно, она так же, как и инспектор, горела желанием перейти к выяснению обстоятельств смерти. И при этом напряженно ждала результатов, подумал Найджел, заметив, как она нервно крутит пуговицу на жакете, а также нескрываемую искренность и прямоту ее взгляда.

Блаунт задавал свои вопросы мягко и спокойно, переходя от одного аспекта дела к другому, как доктор, пальпирующий тело пациента в ожидании судороги, которая покажет ему место, где коренится болезнь. Да, мисс Лаусон находилась в комнате, когда ее зятя посетил первый приступ боли. Нет, к счастью, Фила там не было: должно быть, он сразу после обеда поднялся наверх. Что делала лично она после того, как они покинули столовую? Ну, она была вместе с остальными, пока у Джорджа не начались эти ужасные боли: тогда его мать послала ее принести немного горчицы и воду — да, она точно помнит, что именно его мать предложила это, — а потом она стояла у телефона, пытаясь дозвониться до доктора. Нет, в промежутках между спазмами Джордж не сказал ничего такого, чтобы предположить, что случилось, — он лежал совершенно спокойно, и раза два казалось, что он заснул.