Александр Звягинцев - Молчание посвященных. Эффект бумеранга (сборник)

В этих снах Сарматов всю ночь блуждал по каким-то лабиринтам, безуспешно искал ответ и, окончательно вымотавшись, обессиленный, валился наземь. Проснувшись, он каждый раз оказывался на холодном бетонном полу своего мрачного узилища.

Унылой чередой тянулись дни и ночи в неуютной камере Лефортовского изолятора. Следователи задавали ему практически одни и те же вопросы и иногда скептически ухмылялись, слушая ответы. Лишь однажды не по годам лысый капитан с оттопыренными ушами, близорукими глазами под толстыми стеклами очков стал задавать какие-то незначительные и даже не имеющие отношения к делу вопросы. И пока Сарматов отвечал, он, порывшись в папке, вытащил оттуда несколько скрепленных между собой канцелярской скрепкой машинописных листов и молча положил их перед ним.

«Я, Савелов Вадим Иванович, в мае 1988 года в составе группы „Зет“ КГБ СССР под командованием майора Сарматова принимал участие в операции государственной важности на территории Афганистана», – прочитал Сарматов и поднял на следователя подозрительно заблестевшие глаза.

– Боже мой, Савелов с Шальновым все же прорвались через памирские ледники!..

– Читайте, читайте, – улыбнулся ушастый следователь.

«Майор Сарматов обеспечил успешное выполнение операции, – снова впился в бумагу Сармат. – Однако при отходе погибла группа прикрытия. В этом вины его нет. Группой командовал я. Неправильно оценив силы преследующего группу противника, я ввязался в бой, не предусмотренный планом операции. Правда о гибели остальной группы состоит в том, что на первую условленную точку для эвакуации оставшейся группы и раненого полковника ЦРУ Метлоу командование выслало вертолет без прикрытия истребителями. На наших глазах беззащитный вертолет был уничтожен со всем экипажем истребителями пакистанских ВВС. На запасную точку встречи вертолет даже не высылался. Как я узнал позже от генерала Толмачева, „по соображениям изменившейся внешнеполитической ситуации“. Таким образом, я утверждаю, что тогда высшее руководство страны подло предало группу „Зет“. Чтобы скрыть этот факт, всю вину за гибель группы возложили на ее командира майора Сарматова, затеяв против него уголовное дело по абсурдному обвинению в измене Родине. Пользуясь оказией, возвращаю Российскому государству Звезду Героя как полученную мной незаслуженно и по праву принадлежащую майору Сарматову…»

Сарматов перевернул страницу, но следователь проворно выхватил папку из его рук.

– Остальное, собственно, к истории майора Сарматова отношения не имеет. Главное, что мы смогли найти Савелова и допросить его по всем обстоятельствам, имеющим непосредственное отношение к выдвинутому против вас обвинению.

Прошло еще несколько дней, которые Сарматов провел за чтением газет и просмотром телепередач. Он узнал, что бывший КГБ еще в начале года в очередной раз было переименован и теперь называется Министерством безопасности. Однако он никак не мог понять, в какое государство вернулся, не мог уяснить его политического строя и идеологии. Бывшие секретари обкомов с экрана телевизора присягали на верность этому неназываемому строю, каялись в грехах и жаловались на свою горькую судьбину при проклятом тоталитарном правлении. Им вторили амбалы с золотыми цепями на бычьих шеях, бывшие «безгрешные жертвы ГУЛАГа». Мат, культ жестокого насилия и откровенное издевательство над человеческой моралью и здравым смыслом грязным потоком буквально лились с телеэкрана. Но более всего удивляла Сарматова открытая русофобия. Суетливые молодые люди с бегающими глазками, нынешние властители дум, высокомерно поучали россиян, какой быть России и где ее место в подлунном мире.

«Господи, откуда они такие взялись?! Ведают ли недоумки, что творят!» – набатом колотилось в голове Сарматова. От тягостных дум в скорбной тюремной тишине к его сердцу подкрадывалась невыносимая тоска и, как когда-то, головная боль вновь сжимала железными тисками его ставшие седыми виски.

Но однажды он проснулся на жесткой тюремной шконке от непривычных звуков. Будто какой-то веселый кровельщик под ошалелый воробьиный гомон мелодично и беззаботно колотил по железу маленькими молоточками.

«Апрельская капель! – наконец дошло до него. – Опять весна на белом свете!»

Весь этот день Сарматов провел у окна в нетерпеливом ожидании. Сегодня что-то должно случиться, был уверен он. Плохое или хорошее – неважно. Пусть суд, пусть неправедный приговор, но лишь бы не видеть больше этих опостылевших серых стен.