Ричард Пратер - Распятая плоть

Но, Боже милостивый, как, как все это могло случиться?! Я машинально стащил с плеч пиджак и повесил его на вешалку. Словно во сне, я закатал рукав рубашки и тупо уставился на крохотное красное пятнышко. Когда же я впервые заметил его, черт возьми? Сегодня утром. Сегодня рано утром, как только проснулся...

И вдруг меня словно ударило током. Какое там током! У меня в мозгу оглушительно прогрохотал гром, но я его уже не слышал. Холодный ужас сковал меня, и я понял, что погиб.

Я стоял и думал: а вдруг это я убил Джея Уэзера?!

Сколько прошло времени, я не знал. Когда я очнулся, мой взгляд все так же тупо был устремлен на багровую точку на сгибе локтя. Мне казалось невероятным, такая крохотная, почти незаметная... нет, этого не может быть! Я не могу поверить в это. Я не хочу верить в это! Должно быть какое-то другое объяснение тому, что случилось со мной, — не это же!

Но одно-единственное не вызывало сомнений: нелепое и неодолимое желание бросить все и бежать в отель «Феникс», вне всякого сомнения, могло быть только постгипнотическим внушением, и ничем иным. Мысль эта казалась безумной, но с ней пришлось смириться. Теперь оставалось лишь выяснить: что за всем этим стоит или, точнее, кто?

Прошло всего пять минут — мне же они показались вечностью.

Кто ждал меня в отеле? Если бы я промедлил еще немного, то он или она могли бы испугаться, почему я спутал карты? Ожидавший меня мог быть кем угодно. Перед моим мысленным взором в который раз за сегодняшний день промелькнули лица всех тех, с кем я встречался в последние дни. И все они смеялись мне в глаза. Мысли мои разбегались. Махнув рукой, я" схватил пиджак и выбежал из комнаты.

Проходя через холл двумя этажами ниже, я вдруг замедлил шаги: а что, если я не вернусь? Я взбежал по лестнице, открыл свой офис, вытащил из ящика стола лист бумаги и карандаш и торопливо нацарапал крупными и размашистыми буквами:

"Брюс Уилсон — Гипноз. Внушение — в 19.00 отправиться в отель «Феникс». Обнаружил след от инъекции на руке. Возможно, в невменяемом состоянии убил Джея Уэзера.

Марк".

Оставив записку на самом видном месте на письменном столе, я кубарем скатился по лестнице. Стоило мне только выйти на улицу и повернуть к «Фениксу», как я вдруг явственно почувствовал, что мне стало легче дышать, в голове прояснилось, и вновь, как ни странно, я почувствовал уверенность в себе. Теперь я уже знал, что со мной. Сам не помню, как завел машину, мотор взревел, и вот я уже мчусь вверх по запруженной улице. Очнулся я, проехав примерно милю. Больше терять времени нельзя. Я с остервенением выжал педаль и рванул вперед, пытаясь на ходу осмыслить свои действия. Чем ближе я находился к «Фениксу», тем легче мне было сосредоточиться. Может быть, оттого, что прохладный ветер бил в приоткрытое окно, освежая мое разгоряченное лицо, а может, и совсем по другой причине.

Руки у меня все еще едва заметно дрожали, и колени были словно ватные, но теперь, по крайней мере, я не сидел, как жертвенное животное в ожидании расправы. Я уже не сходил с ума от ужаса, чувствуя, как меня засасывает черная безысходность, предопределенная чьей-то злой волей. Теперь я был совершенно уверен, что кто бы меня ни ждал — он и был убийцей Джея. Я был убежден в этом, как если бы сам видел, как он спустил курок. Еще немного — и мы встретимся лицом к лицу. Оружия у меня нет — ничего, кроме пары сильных рук, дюжих кулаков и той выучки, что приобретается на армейской службе, в уличных драках или пьяных потасовках в баре.

Впрочем, этого маловато. А еще... Вдруг я похолодел. Ударив по тормозам, я услышал пронзительный визг, машина вильнула и резко остановилась. В памяти отчетливо всплыли слова Брюса о моментальном гипнозе, о внушенном условном рефлексе, когда человек вдруг падает, будто пораженный громом, впадает в гипнотический сон при малейшем знаке или заранее заданном слове.

А если так будет и со мной?! Тогда выходит, мне нельзя появляться там. Что с того, что я встречусь с человеком, пристрелившим Джея, и узнаю цель этого убийства, если сам после этого стану покойником? Нет, я не должен идти в ловушку, пока не буду уверен, что голова моя по-прежнему остается ясной.

В моей памяти всплыли все те странные несообразности, которые еще утром поставили меня в тупик: будильник, моя одежда, пистолет. Странно, но ведь я даже не смог вспомнить, что со мной было накануне вечером. Что же мне предпринять сейчас, когда я знаю: любые события, поступки или слова могут быть стерты у меня из памяти с такой же легкостью, с какой мы стираем запись с магнитофонной ленты? А ведь именно об этом и предупреждал меня Брюс.