Сергей Устинов - Стеклянный дом, или Ключи от смерти

Потом вылетела из-за спины короткая стрела оранжевого пламени, точно кто-то запустил гигантскую шутиху. И эта шутиха, прочертив светящийся след в ночном воздухе, на полном ходу пробила остекление лестничной клетки и врезалась в кабину лифта.

Взрыв был такой силы, что, наверное, на полминуты я напрочь потерял способность видеть. А когда открыл глаза, перед ними все еще вращались разноцветные круги, но сквозь них я все равно мог рассмотреть только черные клубы дыма и языки рвущегося наружу пламени.

Судя по всему, это даже был не обычный гранатомет, здесь, пожалуй, саданули прямо противотанковым управляемым снарядом. Оглушенный и ослепший, я на этот раз и не подумал куда-то бежать, искать укрывшегося за трансформаторной будкой киллера. Надоело.

По-моему, я был просто слегка контужен. Надоело, надоело, то ли крутил я в голове, то ли вслух бормотал, бредя по двору к своему парадному вдоль темного, вдруг ставшего мертвым Стеклянного дома. Наверное, ракета повредила систему электроснабжения — ни в одном окне не горел свет. Под ногами хрустело — это, видимо, были осколки вылетевших из рам стекол. Надоело. И казалось, уже ничто не сможет в эту минуту заставить меня остановиться, заинтересоваться, повернуть голову.

Но смогло. Заставило.

Прямо мне навстречу во двор въезжал кортеж из «мерсе-деса-600» и двух джипов. Это чета Забусовых возвращалась после посещения культурного мероприятия. Нет, у меня не возникло порыва подойти, что-то сказать, может быть, выкрикнуть. Однако и пройти дальше своей дорогой не мог — ноги не несли. Я просто встал в нескольких десятках метров.

Стоял и смотрел.

Как обычно, «мерседес» остановился прямо у подъезда. Джипы перегородили подходы слева и справа, упершись железными лбами в кирпичные клумбы. В свете автомобильных фар я видел, как выскочили наружу бодигарды, как главный произвел свои обычные манипуляции с зонтиком, и наконец появился сам хозяин. Но на сей раз он вопреки обыкновению не порскнул сразу в дверь, а чуть задержался, оглядывая бушующий невдалеке пожар, словно Нерон, взирающий на подожженный им Рим. Впрочем, длилось это не более пары секунд. Забусов сделал приглашающий жест супруге, она тоже вылезла из машины и направилась к парадному. В этот момент мир и взорвался окончательно.

Странно, но самого взрыва я так и не услышал. Только увидел сверкнувший с двух сторон от подъезда нестерпимый свет, потом огонь, плеснувший, как из горящей цистерны с бензином, и летящий по воздуху, словно подхваченный ураганом спичечный коробок, забусовский «мерседес». Вслед за этим все накрыла взрывная волна, сбила с ног, потащила, поволокла, засыпала комьями земли, осколками стекла и кирпича, ошметками человеческого мяса...

Много позже я, все еще слегка пошатываясь, стоял позади толпы зевак в мигании жуткого, как в покойницкой, синего света множества фонарей на крышах пожарных, милицейских, аварийных и реанимационных машин, пытаясь разобраться, что же случилось. По всему выходило, что радиоуправляемых бомб было две — в каждой из смахивающих на кладбищенский цоколь клумбе по бокам подъезда. И тротила тот, кто их туда засунул, не пожалел: по моим самым приблизительным оценкам рвануло килограммов на пять-шесть.

Все эти вполне прозаические мысли странным образом соседствовали с другими, более, если можно так выразиться, патетическими. Спешно подтянутыми переносными прожекторами кооператив «Луч» осветили с разных концов, и открылось удивительно печальное зрелище: темный, безглазый, лишившийся главного своего украшения, он выглядел, словно пережил тяжелую войну. Впрочем, так оно, если вдуматься, и было.

Проклятие Колченогого Баптиста все-таки сбылось. Стеклянный дом раскололся. И не устоял.

Верка, конечно, слышала взрывы, крики, вой сирен, да и дым пожарища долетал до окон моей квартиры, но все это, похоже, не произвело на нее никакого впечатления. Она все так же лежала на кровати, уставившись в потолок, и даже мое сообщение, что она теперь, по всем признакам, осталась едва ли не единственной (если не считать малолетнего эльпинского сынка-наркомана) наследницей миллионного состояния, не взволновало ее. Это была натуральная депрессия.

Впрочем, у меня наблюдалось похожее состояние. Выпив целый стакан коньяка, мне все-таки удалось в конце концов заснуть рядом с Веркой. Но утром я проснулся все в том же хмуром настроении да еще с больной головой. Ее же, напротив, нашел уже на ногах, раскрасневшуюся и возбужденную.