Микки Спиллейн - Я сам вершу свой суд

— Орудие пытки.

— Ой, что вы. Не может быть.

— Совершенно точно. Именно так. Предположим, человек довольно долго не спал с женщиной. И вот вы прохаживаетесь перед ним так, как сейчас ходили передо мной и это для него окажется изощренной пыткой.

Она засмеялась приятным горловым смехом, откинув назад голову.

Мне пришлось изо всех сил сдерживать себя, чтобы не броситься к ней и сжать ее в объятиях.

Она взяла меня за руку и провела на кухню. На столе, накрытом на двоих, стояли блюдо с жареной курицей и сковорода жареной картошки.

— Сейчас мы пообедаем.

Я послушно сел. Либо она узнала у Мирны мои вкусы и слабости, либо она ясновидящая. Жареная картошка и курица — мои любимые блюда.

— Шарлотта, — сказал я, усаживаясь за стол, — даже если бы у меня были какие-то причины опасаться быть отравленным, это я все равно бы съел.

Она повязала поверх платья маленький фартук, украшенный красной вышивкой.

— У вас есть основания для беспокойства? — спросила она.

— Случаются, — ответил я с набитым ртом.

— У меня сотни клиентов, — сказала она, тоже усаживаясь. — Забавно, но почти одни мужчины. Но какие жалкие мужчины, ни одной выдающейся личности. Тупоумные, жалкие, ограниченные. И когда каждый день общаешься с подобными мужчинами, то среди своих друзей и знакомых начинаешь находить следы деградации и дегенерации. Когда же, наконец, встречаешь настоящего мужчину, вздыхаешь полной грудью.

— Спасибо, — пробурчал я.

— Мне не нужно было долго наблюдать за вами, чтобы поставить диагноз, — продолжала Шарлотта. — Как только вы появились в моем кабинете, я сразу же признала в вас достойного мужчину, умеющего жить и пользующегося жизнью. Никаких комплексов.

— Ну, у меня есть все же навязчивая идея, — прервал я ее.

— Не могу угадать, — ответила она.

— Мне нужен убийца, — ответил я, вытирая рот. — Я хочу уничтожить его.

Секунду она смотрела на меня. Потом покачала головой и улыбнулась.

— Но это прекрасная навязчивая идея, — сказала она. — Теперь ешьте.

Курица, должно быть, была приготовлена не одна, так как в моей тарелке оказалась куча косточек. Шарлотта тоже ела, но я оставил ее далеко позади. После десерта за второй чашкой кофе я откинулся на спинку стула, довольный, как насытившаяся корова.

— Ваша кухарка творит чудеса, — заметил я.

— Кухарка! Боже! — засмеялась она. — Все это я приготовила сама.

— Если вы однажды решитесь выйти замуж, найти мужа вам не составит труда.

— Да. Такое встречалось в моей практике. Я приглашаю их к себе, угощаю и еще до окончания обеда получаю предложение руки и сердца.

— Но не на этот раз, — с достоинством произнес я. — Я это прекрасно понял и уже видел такое.

— Но было не так хорошо, как у меня, — закончила она. Мы засмеялись. Я предложил ей помощь в уборке и она протянула мне халат, который я аккуратно повесил на спинку стула. Если бы Пат или кто другой внезапно появились бы, а я запутался бы в узелках, то до конца жизни я не смог бы оправиться от такого удара.

Вымыв посуду, мы вернулись в гостиную, Шарлотта устроилась в кресле, а я сел на софу. Мы закурили, она улыбнулась и начала:

— Давайте, дорогой мистер Хаммер, расскажите мне о цели вашего визита. Возникли еще вопросы?

— Да, — признался я, — но пусть вас это не беспокоит. Мой визит имеет в действительности двойную цель. Во-первых, ближе познакомиться с вами и, надо сказать, я не предполагал, что меня ожидает. Во-вторых, посмотреть, не можете ли вы помочь мне как психиатр освоить некоторые подробности интересующего меня дела.

— Может быть и смогла бы, если вы поточнее сформулируете, что вас интересует.

— Мне нужны всякие детали. Вполне разумно предположить, что Джек был убит кем-то из приглашенных. Но почти так же разумно и предположение, что его убил кто-то совсем посторонний. Я занимался этим и ничего не нашел. Никаких мотивов преступления. Я не спрашиваю вас ни о каких фактах и логических выводах, я только прошу вашего мнения, как профессионала. Кто, на ваш взгляд, наиболее вероятен в качестве убийцы?

Шарлотта глубоко затянулась, потом погасила сигарету в пепельнице. По напряженному выражению лица я понял, что она усиленно соображает. Прошла по меньшей мере минута, прежде чем она решила заговорить.

— То, о чем вы просите меня, нелегко, — призналась она наконец. — Чтобы судить человека нужны двенадцать присяжных и судья, а кроме того, масса времени. Как только я вас встретила, Майк, я не могла удержаться от изучения вашего характера. Я хотела знать, что вы из себя представляете. Это оказалось не трудно. Ваше имя часто появляется в газетах. Статьи, что вам посвящены, почти все неблагожелательны. Но я нашла и другие, я нашла людей, кто вас любит и знает, причем во всех слоях общества. Я солидарна с ними. Но боюсь, что сказав вам то, что думаю, могу невольно приговорить к смерти невиновного. Вы импульсивны, Майк, и мне не хотелось бы этого делать. Я могу сказать вам лишь то, что я видела. Это мелкие детали, но, может быть, вы сумеете их интерпретировать правильно. Видите ли, Майк, я имею дело с конфликтами, интимными драмами, внутренней борьбой, но я могу судить об отношениях между двумя или несколькими личностями. Я отмечаю факты и всего лишь регистрирую их. Если один человек ненавидит другого, я могу найти мотивы этой ненависти, помочь явно осознать их. Но если ненависть толкнула на убийство, я только констатирую это убийство, добавляя, что ожидала этого. Что касается обнаружения убийцы, то это сверх моих возможностей.